Куда заводит тезис об эволюционной целесообразности, если эволюцию трактовать узко — как борьбу за существование, а не как глобальный (космического масштаба) процесс одухотворения материи, и при этом человека рассматривать как рациональное животное, а не как носителя зерна духа. Об этом идёт речь ниже. Источник — Эзотерика. Живое Знание
- Отзывы и комментарии
(0) - Статьи по теме
«Дети здесь не рождаются. Их выращивают в специальных инкубаторах и делят на альфы, беты, гаммы, дельты и эпсилоны в зависимости от умственных способностей…»
Олдос Хаксли, «О, дивный новый мир»
В статье «Головной мозг человека — свидетель против эволюции» китайский нейрохирург Спи Ю отмечает: «У нас в Китае мы можем критиковать Дарвина, но не правительство. В Америке же все наоборот: вы можете критиковать правительство, но только не Дарвина». Еще серьезнее обстоят дела в антропологии. Здесь все, что противоречит официальной точке зрения на природу и происхождение человека, подвергается запрету и исключается из публичного пространства. По данным представителей так называемой «запрещённой антропологии» Мишеля Кремо и Ричарда Томпсона подобная незавидная судьба ожидала практически все «неправомерные находки» археологов и/или палеонтологов. В том числе (и в особенности) те, что отодвигали «официально разрешенный» возраст единственного, «разрешенного наукой» родоначальника человеческой цивилизации — Homo sapiens. Так, находки каменных орудий труда на калифорнийских золотых приисках в 1880 году американским геологом Дж. Уитни были проигнорированы, поскольку их возраст (от 9 до 55 миллионов лет) не соответствовали общепринятой точке зрения. Та же судьба постигла исследования бельгийского геолога А. Руто в песчаных котлованах Бонельса (Бельгия). Слои, в которых им были найдены орудия труда, относятся к Олигоцену (25–38 миллионов лет назад). Эти артефакты были выставлены в королевском музее в Брюсселе, но после смерти А. Руто коллекция была убрана оттуда. М. Кремо и Р. Томпсон в своих книгах приводят множество подобных фактов.
Почему так происходит?
Все дело в том, что эволюционная теория происхождения видов в борьбе за существование и в особенности её выводы относительно происхождения человека, имеют колоссальное прикладное значение для умелого манипулирования массовым сознанием, т. е. в борьбе за власть. Ключевым здесь выступает аргумент эволюционной целесообразности, на котором мы и сфокусируемся. Если ваши доктрины и действия согласованы с этим аргументом, то это оправдывает любые средства в достижении поставленных целей. И не важно, что эволюционная целесообразность незаметно подменила спасение души улучшением и ублажением тела. Важно, чтобы мотивации и потребности масс оставались под контролем. Массы не заметят, как из стада огнепоклонников или правоверных сынов божьих они превращаются в стадо потребителей мирских благ, поклоняющееся лишь золотому тельцу.
Но обо всем по порядку.
Один из общепринятых маркеров, отделяющих возникновение человеческого в животном мире — появление религии. В различных формах — от архаичных обрядов поклонения и дикарских ритуалов жертвоприношений до монотеистических религий и оккультных философий — эта особенность человеческой психики проявляется в массовом сознании человечества на протяжении всей его обозримой истории. Идея спасения души в той или иной мифологической трактовке оставалась ключевой в религиях запада и востока (подробнее см., например, Торчинов Е. А.,1998. «Религии мира: опыт запредельного«). Неслучайно идеалом или архетипом героя в те далёкие времена согласно Дж. Кемпбеллу, служит богоподобный человек, а универсальным мифом человечества — «Путешествие героя» — история возвращения к Отцу небесному обновленным. Именно поэтому жрецы, шаманы, маги и прочие «хранители тайных знаний» испокон веков пользовались непререкаемым авторитетом у людей. Именно поэтому власть всегда опиралась на них, примеряя на себя роль посредника между Спасителем и греховной изначально паствой. Одновременно глубинный смысл исходных посланий пророков (осевых мудрецов в терминологии Карла Ясперса) таких, как: Лао Цзы — в Китае; Гаутама Будда — в Индии; Спитама Заратустра — в Междуречье; Мухаммад — в Аравии и Иисус Христос – в пределах Римской империи, намеренно искажался и вытеснялся из массового сознания. Однако с развитием эмпирической науки и появлением первых технологий, примерно с середины XVII-го века атеистическая парадигма первичности материи начинает постепенно вытеснять теистические учения и религию с пьедестала хранителя истины. Экспансия индустриальной европейской цивилизации распространяется на запад и на восток как в географическом так и в ментальном пространстве, устанавливая повсюду свою непререкаемую гегемонию. На место сакральной и одухотворенной Вселенной приходит холодная и отчужденная «объективная реальность». Отделённость человека от мёртвой природы трактуется в новой парадигме, скорее как победа над ней, но никак не в качестве торжества бездуховного антропоцентризма, ведущего человечество к катастрофе. Философия объективного детерминизма, сформулированная Рене Декартом и подкрепленная ньютоно-картезианской (механистичной) картой реальности, легла в основу «научного подхода», принятого во всём «цивилизованном мире» (читай «западно-европейском») в качестве безальтернативного. Вселенная и наблюдающий её со стороны человек, выстроенные на картезианской основе детерминизма, не нуждаются в Творце. Наука не нуждается в мифах, а человек – в эфемерной духовной компоненте. В реальности, где господствуют законы Ньютона людей рассматривают, как механические объекты, лишенные какой-либо внутренней энергии («физические тела»). Такая наука, по словам физика и психолога Арнольда Минделла «… стала политической платформой, которая заявляет: «Если на других людей хорошенько надавить, они будут меняться!» Но, давление не всегда ведет к изменению. Если речь идёт о человеке, то изменению необходимо прорастать в нём изнутри».
Ближе к середине XIX-го века подоспело и научное обоснование вполне животной природы человека в качестве которого была выбрана эволюционная теория Чарльза Дарвина.
- Справедливости ради заметим, что Дарвиновская теория образования видов формально не противоречит ни Пуранам, ни Библии, ни Авесте, ни Торе, ни, наконец, герменевтике, которые толкуют человека как изначально духовное существо. В теории Дарвина о возникновении видов речь идет исключительно о живой природе, а человек — не вполне животное, с чем соглашался даже Рене Декарт, толкуя человека, как «сложную машину», вмещающую и физиологию, и дух. Более того, ёе автор Чарльз Дарвин, согласно исторической справке, и не претендовал на создание теории происхождения человека. Родоначальник теории происхождения видов, видел свою главную цель в объяснении наблюдаемого разнообразия живых организмов. Её-то он и объяснил при помощи механизма естественного отбора, формула которого в оригинале такова: «the fittest survive» — «выживают наиболее приспособленные». Как видим речь идёт об адаптации но никак не о происхождении.
В новой карте «объективной реальности» жизнь и её смыслы становятся подчиненными законам естественного отбора в борьбе за выживание. Мистический опыт переживания запредельного рассматривается, как проявление психического отклонения, а религиозное чувство — как защитный психоз и результат самовнушения, за которым скрывается лишь подсознательное стремление уйти из суровой реальности взрослой жизни в блаженство младенчества, погруженного в купель родительской любви и заботы. Поэтому любое упоминание о трансцендентном или духовном измерении человека, а тем более — о его богоподобности рассматриваются в современном «цивилизованном обществе» в лучшем случае как дань традициям, идущим к нашим просвещенным временам из «тёмного прошлого». Выстроенная на такой основе натуралистическая модель антропогенеза прочно занимает пьедестал «научно обоснованной истины». Согласно этой модели человек происходит в результате естественного отбора среди гоминид на поздних фазах их эволюции, когда они в результате борьбы за существование получили возможность мыслить и формировать индивидуальное сознание. Существующая человеческая цивилизация является единственной, а её эволюция неуклонно ведет от темных веков дикарства к прогрессу и процветанию «цивилизованного общества потребления». Думать по-другому запрещается, поскольку это может привести к мысли, что мы, представители вида Homo sapiens, не единственные носители разума, существующие на Земле. Ещё опаснее допустить то, что нынешняя человеческая цивилизация – не первая попытка Homo sapiens выстроить ноосферу. Подобные мысли могут породить сомнения в «научном обосновании» современного манипулирования сознанием – основе архитектуры глобального общества потребления. Человек, допускающий возможность развития и гибели цивилизаций носителей разума в биосфере Земли, может осознать и опасность нынешнего прогресса наук и технологий в направлении все бόльшей вооруженности человечества и разрушения им окружающей среды. Такой человек перестает быть послушной шестерней в механизме глобального государства, наживающегося на его доверчивости.
Новый подход к природе человека и происхождению человеческой цивилизации не замедлил дать свои плоды в форме различных вариантов Социального Дарвинизма и Эволюционной психологии. Рассмотрим эти плоды подробнее.
От социального дарвинизма к нацизму — и далее, к генно-модифицированному человеку
Теория Дарвина про образование видов, как не раз подчёркивал её автор, относилась только к миру живой природы. Это не помешало ей стать привлекательной для теоретиков социологии, политэкономии и практиков мирового переустройства. Например, Карл Маркс просил позволения посвятить свой «Капитал» Чарльзу Дарвину, но получил от него отказ. К чести великого натуралиста он не раз предупреждал не в меру ретивых социологов и революционеров о неэтичности прямого переноса специфики естественного отбора сильнейших в борьбе за существование на человеческое сообщество. «Отказывать в сочувствии нельзя без унижения благороднейших свойств нашей природы, — писал Дарвин, — …если бы мы намеренно оставляли без внимания слабых и беспомощных, то делали бы это лишь ввиду могущего произойти отсюда добра в будущем, купленного ценой большого и верного зла в настоящем». Тем не менее с его именем и до сих пор связывается первая доктрина искусственной селекции «правильного человека» — социальный дарвинизм Герберта Спенсера. Этот английский философ разработал теорию социального прогресса, утверждавшую, что законы выживания в живой природе сохраняют свою справедливость и в человеческом обществе. К слову, именно Спенсер ввел в социологию догмат о «выживании наиболее приспособленных», слепо заимствуя его у Дарвина. Исходя из этого догмата, необузданная конкуренция, утвердившаяся в капиталистическом обществе с конца XIX-го века и порожденное ею колоссальное социальное неравенство обрели свою эволюционную целесообразность. Но это были только цветочки!
На почве идей Спенсера, проросли первые ростки евгеники, учения об улучшении человеческой расы на основе генетической наследственности. Автором этого учения считается двоюродный брат Чарльза Дарвина, сэр Фрэнсис Гальтон. Вдохновлённый популярностью своего великого родственника и его идеями, он опубликовал книгу «Наследственность таланта, её законы и последствия». Здесь он утверждал, что ребенок наследует не только физические характеристики родителей, но и их черты характера, умственные способности и таланты. В связи с этим Фрэнсис Гальтон призывал серьезнее относиться к выбору партёра для деторождения. При этом он не предлагал ещё искусственной селекции, подобной тем, что использовались для улучшения сорта растений или породы животных. Время генной инженерии тогда еще не пришло. Скорее, он мечтал, чтобы евгеника стала основой новой нравственности, эстетики и религии. «Мы определяем науку, которая ни в коем случае не ограничивается вопросом о правильном спаривании и о брачных законах, но, главным образом по отношению к человеку, изучает все влияния, которые улучшают расу, и эти влияния стремится усилить, а также все влияния, ухудшающие расу, и их стремится ослабить». — писал Фрэнсис Гальтон в книге «Наследственный гений».
Строго говоря идея создания идеальной в физическом и интеллектуальном плане человеческой особи не нова. Еще легендарный спартанский законодатель Ликург предлагал скидывать слабых младенцев со скалы, а в живых оставлять только здоровых и сильных. Древнегреческий философ Платон развивая эту идею пошел еще дальше: он считал, что идеальное государство должно не только избавляться от нездоровых детей, но и подбирать супругов так, чтобы получались лучшие дети. Однако, до появления Дарвиновской теории образования видов подобные идеи были лишены видимости научного обоснования, а значит и своего ключевого аргумента — эволюционной целесообразности.
Евгеника довольно быстро и ожидаемо овладела умами политиков, прежде всего британских и американских. Одним из первых её страстных поклонников стал Бенджамин Дизраэли, дважды избиравшийся на пост премьер-министра Великобритании, автор социальных доктрин о расовом превосходстве англосаксов и идейный учитель Гитлера. Этот фаворит английской королевы Виктории в своей деятельности отстаивал постулаты о врожденных правах англичанина перед просто правами человека. Национальные привилегии ценились им гораздо выше, чем общечеловеческие. Он первым из европейцев провозгласил, что «раса — это всё», а её основа — кровь. «Истина в том, что как прогресс, так и реакция — только слова, выдуманные для мистификации миллионов. Они ничего не значат, они — ничто.. Всё есть раса», — вот слова Дизраэли, под которыми могли бы подписаться основатели фашистских партий Великобритании Освальд Мосли, США Дж. Рокуэлл, и, конечно, отец третьего рейха в Германии Адольф Гитлер. Величие Англии для Дизраэли было вопросом доминирования высшей расы. «Упадок расы неизбежен… если только она… не избегает всякого смешения крови», — утверждал он за 80 лет до появления на политическом горизонте Адольфа Гитлера.
Горячим сторонником и проповедником евгеники в США стал биолог Чарльз Девенпорт. Он соединил построения Гальтона с законами наследования Менделя для обоснования причины, по которым некоторые болезни передаются по наследству. Впрочем, довольно скоро, увлеченный идеями генетики и озабоченный нашествием мигрантов, Девенпорт стал объяснять наследственностью буквально все: от черт характера до цвета глаз, не гнушаясь при этом подтасовки фактов. Воспитание, социализацию и, наконец, самоактуализацию личности он оставлял за бортом. В его теории все решала генная наследственность. Как следствие этого, управлять прогрессом в расовом превосходстве можно и нужно на уровне полового отбора. «Возможно ли окружить нашу страну достаточно высокой стеной, чтобы не допускать сюда эти низшие расы, или то будет ничтожной преградой, или предоставить нашим потомкам уступить эту страну черным, коричневым и желтым, а самим искать убежища в Новой Зеландии?» — задавался риторическими вопросами Девенпорт и отвечал на них эволюционно целесообразным расизмом.
За полвека своего существования (к середине 20-х годов ХХ-го века) евгенические теории набрали колоссальную популярность. Известно, что идеи расового превосходства владели не только политиками (в их числе Уинстон Черчилль и Теодор Рузвельт), но и такими писателями, как Редьярд Киплинг, Бернард Шоу и Герберт Уэллс.
От слов теоретиков новой науки её практики довольно скоро перешли к делам. Английское евгеническое общество требовало воздействовать на производителей потомства методами «кнута и пряника». Негодных в генетическом отношении граждан — стерилизовать, а ценных, напротив, — освобождать от налогов, премировать пособиями на детей и даже не выпускать из страны в эмиграцию. В 1921 году в Швеции был создан государственный институт расовой биологии. Программа этого института формулировалась как организация расовой гигиены, которая состоит «в защите народов от их опаснейших внутренних врагов, которые стремятся к их биологической деградации и полному геноциду». В 1922 году шведский рейхстаг принял программу стерилизации неполноценных. Не отставали от подобных акций и заокеанские практики от евгеники. В 1907-1920 годах законы, согласно которым слабоумные, идиоты и лица, покушавшиеся на изнасилование, подлежали стерилизации, действовали более чем в 27-ми американских штатах. Под лозунгом «Никакие жертвы не могут быть признаны слишком большими» за это время было совершено более 60-ти тысяч принудительных стерилизаций. «Еще многим десяткам тысяч американцев запретили вступить в брак, — пишет современный американский журналист Эдвин Блэк, автор книги «Война против слабых». — Их насильно направляли в заключение или ущемляли такими способами, о которых мы только сейчас начинаем узнавать». Но наибольшего размаха глобальный евгенический эксперимент всё же достиг в Германии. В 1933 году рейхстаг принял закон о запрете потомства для «неполноценных арийцев». Под этот каток попали шизофреники, эпилептики, а также слабоумные, слепые и глухие от рождения люди. Иногда стерилизовали и алкоголиков. Однако только ограничениями дело не ограничилось. С 1939-го года власти Германии создали специальную комиссию по наследственным болезням, которая имела полномочия Всевышнего: она решала, будет ли больной ребенок жить или будет умерщвлен. В ходе исполнения этих чудовищных полномочий было убито более пяти тысяч (!) детей. После этого приступили и к уничтожению неполноценных родителей. Результатом проведенных в Германии опытов по селекции человека стала стерилизация 300-400 тысяч человек. А еще 120 тысяч больных людей было расстреляно или погибло в газовых камерах. К числу жертв этих акций нужно еще добавить тех, у кого в графе «диагноз» значилось «цыган» или «еврей». «Священное право человека, являющееся одновременно его священной обязанностью,— писал Гитлер,— это сохранение чистоты крови для того, чтобы создание лучшего человека сделало возможным благородное развитие этого существа». И это была всего лишь домашняя прелюдия. Впереди маячили ужасы Холокоста…
Так мантра эволюционной целесообразности спустя меньше века пожинала свою кровавую жатву.
После окончания второй мировой войны любые формы «социального дарвинизма» (в том числе и евгенические теории) попали в опалу и формально были запрещены, как дискредитировавшие себя инструменты нацизма. Но уже в 70-80-х годах ХХ-го века евгеника сменила фасад, стала либеральной доктриной и фактически возродилась, как птица Феникс, под новыми ярлыками:: «генная инженерия человека», «генетическое консультирование», «генно-модифицируемый человек» и т. д. Американский философ, профессор Гарвардского университета Майкл Сэндел однажды справедливо отметил: «Кажется, мы напрочь забываем про мораль, когда в дело вступают деньги». Что ж, об этом предупреждал еще Карл Маркс, рассуждая о сверхприбылях капитализма. Вот несколько показательных примеров перевоплощения евгеники в новый либеральный имидж.
В 1980 году американский филантроп и по совместительству финансист Роберт Грэхэм открыл в Калифорнии первый некоммерческий крио-банк спермы для будущих нобелевских лауреатов. Лаборатории отбора спермы требовали от своих доноров дипломы о высшем образовании и научных регалиях, поскольку его клиенты отказывались платить деньги за сперму неотесанных отцов. Придя в этот банк, любая женщина, мечтавшая стать матерью будущего гения, могла реализовать свою мечту путем искусственного оплодотворения. Не смотря на публичные порицания, банк просуществовал почти 20 лет и показал, что гениальность — это не только хорошие гены, но и неплохие деньги.
Помимо банков спермы, новая, либеральная евгеника предлагает сказочные возможности для редактирования генов у клиентов своих лабораторий. «Есть надежда, что если редактирование эмбрионов станет такой же распространенной процедурой, как экстракорпоральное оплодотворение, то мы перестанем быть жертвами генетической лотереи… Что плохого в том, чтобы наконец перестать играть в кости и самим выбирать выигрышную комбинация генов?» — пишет американский философ Роберт Нозик, рекламируя новый генетический супермаркет. Философ видимо плохо представляет себе возможности генной инженерии. Дело в том, что большинство фенотипических (внешних) признаков, на которых строится заказ генного модифицирования — полигенные. Это означает, что за «голубые глаза» или «волевой подбородок» ответственен не один ген, а более сотни. Справедливо и обратное, — один ген влияет на множество функций будущего организма. Это означает, что изменение одного гена, например, для получения нужного цвета глаз, может привести к тому, что малыш будет не способен ходить. Внести точные коррективы без побочных эффектов для генной инженерии это пока что технически неразрешимая задача.
Главное отличие либеральной нео-евгеники от прежней, тоталитарной, в том, что она перешла в частные руки и не твердит более о единственно правильном типе человека, который должен воспроизводиться, но предоставляет право будущим родителям решать, какие же черты характера и внешности они хотят видеть у своего ребенка. Такой оборот дела принёс двойную выгоду: к новой евгенике не может быть прежних претензий в расизме, при этом она превратилась в доходный бизнес. Волшебная формула «Свобода личности превыше всего», как всегда, открывает любые двери в обществе потребления. В результате отношение к евгенике переменилось в позитивную сторону. Согласно заключению Наффилдского совета по биоэтике, редактирование генов не для медицинских целей, а для «улучшения» природы человека может быть морально оправданным. И сегодня западные информагентства готовят будущего потребителя генетических супермаркетов к появлению фабрик по производству детей под заказ. Никого не волнует при этом, ни возможность губительных последствий от вмешательства в геном, ни грядущий всплеск социального неравенства, ни трансформация родительской любви и воспитательной роли семьи в услуги будущих инкубаторов. Мог ли выдающийся английский писатель и философ Олдос Хаксли, когда писал свой роман «О, дивный новый мир», представить что эра искусственной селекции людей наступит менее чем век спустя после выхода его романа в свет?
В тисках между страхом и привязанностью
Если книгу американского психолога и философа Уильяма Джеймса «Принципы психологии» можно считать предтечей науки о поведении, то концепцию И. П. Павлова о первой сигнальной системе у животных и человека — предтечей нейрологии поведения. Речь в обеих концепциях шла о предопределенных (безусловно исполняемых) и условных (исполняемых при условии их настройки в онтогенезе) программах реагирования (рефлексах) на внешние стимулы.
Достижения современной науки в области генетики и нейрофизиологии мозга позволили существенно расширить представления человека о программах его роста с клеточного уровня на уровень всего организма, включая высшую нервную деятельность и психику (см. например, Гаряев, «Лингвистико-волновой геном…»). В частности оказалось, что роль молекул ДНК, как хранителей программ роста человеческого организма не исчерпывается управлением синтезом белковых молекул на клеточном уровне, но распространяется и на высшую нервную деятельность т. е. на психику. Любое животное и человек в том числе рождается с набором генетически предопределённых программ выживания, которые представлены готовыми к эксплуатации нейронными сетями (нейронными контурами в терминологии Т. Лири), реализующими мгновенную реакцию организма на предопределённый стимул. При этом чем выше уровень организации нервной системы животного, тем пластичнее его мозг, тем больше удельный вес программ психики, которые формируются им в процессе онтогенеза (программ условного реагирования) — импринтов. Человек, как обладатель разума т. е. способности к абстрактному мышлению и членораздельной речи, в этом смысле является несомненным рекордсменом. В его распоряжении не только первая но, и вторая сигнальная система, которая дает ему возможность абстрагироваться от конкретных объектов окружения посредством слов, а перед тем как произвести действие просчитывать в уме последствия. Возможность отсрочки действия при опережающем отражении даёт человеку свободу определять приоритеты потребностей и последовательность их удовлетворения. Но, пожалуй, самое главное в овладении речью состоит в том, что у человека появилась возможность накапливания и хранения культурного наследия. Так параллельно с генетическим кодом появился культурный код человека, вклад которого в формирование программ его психики возрастает с годами, по мере продвижения потребностей человека по ступеням иерархии потребностей. Можно сказать, что поведение человека происходит на основании гармонизации сигналов от 1-й и 2-й сигнальных систем. Ключевым моментом здесь является способность человека к осознанной расстановке приоритетов среди одновременно активных потребностей и выбору ключевой мотивации. В отличие от животных, человек может быть мотивирован в своём поведении не только и не столько потребностями биологического или социального выживания, но и метапотребностями своей духовной компоненты. Эти потребности — в творчестве, в бескорыстном служении высшим идеалам, в самоидентификации могут затмевать по своей значимости всю совокупность потребностей дефицитарного уровня. Об этом свидетельствуют судьбы тысяч титанов мысли и духа, попиравших своими поступками первичность потребностей биологического и социального выживания. Исследования последних лет в области передовых направлений нейрологии и психологии (прежде всего трансперсональной, процессуальной и регрессионной) позволяют предполагать наличие третьей сигнальной системы у человека, ответственной за активизацию его метапотребностей и его духовное побуждение .
Вся эта историческая преамбула приведена для того, чтобы показать, как ограниченное толкование эволюции жизни низводит учение о душе (психологию) к «научному обоснованию» для манипулирования индивидуальным и массовым сознанием.
В самом деле, если отсечь вершину в пирамиде потребностей Маслоу, т. е. ограничить человека лишь набором программ его биологического и социального выживания, спрятанных в подсознании, а затем связать их с мантрой эволюционной целесообразности, то человек из носителя духовного семени превращается в разумное животное, наделённое мощным эгоизмом. По сути, именно это и произошло с появлением в 80-х годах эволюционной психологии в качестве дальнейшего развития традиционной психологии личности и классического психоанализа.
Напомним, что в классической конфликтной модели поведения личности З. Фрейда первая сигнальная система ассоциирована с подсознательным комплексом «Оно» (Ид), а вторая – с сознательным комплексом «Я» (Эго). О третьей сигнальной системе мозга и потребностях мета-уровня во времена Фрейда еще ничего не было известно. Очевидно, в его классической модели выбор поведения лежит между исключительно животными потребностями (Иды) и желаниями законченного эгоиста (Эго). По мысли Фрейда функции выбора осуществляет своеобразный микшер конфликта между потребностями Ид («хочу») и возможностями Эго («могу»). Этот микшер (Супер-Эго) формируется в психике человека между третьим и шестым годами жизни, а сам конфликт сопровождает человека в течение всей его жизни. Ни о каком личностном росте в направлении преодоления собственного эго и духовном пробуждении речи в классической модели не идёт. Не случайно рубежи в развитии психики человека, описанные в классической возрастной психологии, выглядят все более разреженными с годами, а рубежом заключительного этапа жизни (после прохождения кризиса её середины) является смерть, о которой в классическом психоанализе вообще не принято говорить. Между тем согласно всем духовным учениям древности и современной психологии духовного пробуждения этот последний этап является ключевым для развития души.
Синтез Дарвиновской теории образования видов с классическим психоанализом Фрейда не мог не принести всходов. В середине семидесятых годов появляются книги — «Социобиология» Эдварда Уилсона и «Эгоистичный ген» Ричарда Докинза, которые ознаменовали обретение психологией своей «подлинно научной основы» на базе все той же пресловутой эволюционной целесообразности. Но если в евгенике речь шла об эволюционно целесообразной наследственности и расовом превосходстве, то в эволюционной психологии — об эволюционно целесообразных мотивациях и поведении человека.
Рассмотрение человеческой психики в ретроспективе динамики эволюционного процесса по мнению отцов-основателей эволюционной психологии, позволяет глубже проникнуть в структуру функционирования человеческого разума, понять глубинные причины психических механизмов и даже ответить на вечные экзистенциальные вопросы о смысле жизни и природе человеческого «я». Ключевой концепцией эволюционной психологии, определяющей всю ее методологию является рассмотренная выше концепция программируемости человеческой психики (подробнее см., например, Дж. и Линда Палмер, «Эволюционная психология»). Эта же ключевая идея лежит и в основе психологии эволюции (см., например,» Уилсон Р. А. «Прометей восставший. Психология эволюции»). Опора на эволюционную целесообразность позволяет объединить оба эти направления в эволюционно обусловленную психологию. Однако на этом сходство и заканчивается. поскольку термин эволюция трактуется по-разному в двух этих ветвях психологии.
Эволюционная психология рассматривает эволюцию жизни на Земле классически, т. е. — как процесс непрерывной борьбы за существование внутри и между видами животного царства. В процессе этой жесткой конкуренции происходит естественный отбор лучшего таксона, а нём — лучших его представителей. Улучшения накапливаются в обновляемом генофонде. Человек при таком подходе к эволюции рассматривается в качестве разумного животного, носителя удачной реализации генома. Набор программ его психики генетически предопределён. Он обеспечивает человека наилучшим потенциалом для адаптации и экспансии в среде обитания.
Психология эволюции рассматривает эволюцию жизни на Земле, как изначально целенаправленный глобальный и системный процесс одухотворения материи (номогенез), в авангарде которого находится носитель зерна духа — Homo sapiens. Человек при таком подходе к эволюции из её объекта превращается в субъект, т. е. обретает черты осознанного соучастника этого глобального процесса. Набор программ его психики не ограничивается обеспечением дифицитарных потребностей в выживании, но включает программы духовного побуждения, направленные на реализацию метапотребностей.
Ниже мы будем рассматривать только эволюционную психологию, как правопреемницу мантры об эволюционной целесообразности в науке о душе.
Начнём с того, что эволюционная психология, как и Буддизм совпадают в признании того факта, что человеческий мозг постоянно погружает его психику в иллюзии. Разница состоит в оценках. Буддизм утверждает, что погруженность в иллюзии (Майя) есть главная причина человеческих страданий, и учит освобождению от них. Напротив, согласно эволюционной психологии иллюзии, творимые мозгом, функциональны (эволюционно целесообразны), поскольку избавляют человека от излишнего стресса и/или когнитивного диссонанса, стремясь удержать его в зоне психологического комфорта. Вообще человеческий ум рассматривается в эволюционной психологии не как инструмент познания истины, но, скорее, как служба безопасности, минимизирующая риски, и одновременно как психологический кондиционер, предохраняющий от психических перегрузок. Поэтому эволюционная психология предостерегает от разрушения спасительного пояса иллюзий. Канадский психолог Стивен Новелла даже издал самоучитель для пользователей мозга под говорящим названием «Ваш обманчивый ум». На этом формальные сходства в постулатах и различия в их трактовке между Буддизмом и эволюционной психологией не заканчиваются. Не случайно последнюю еще называют «Буддизм ХХI-го века». Речь идёт о трактовке человеческого «я» (эго-концепции).
Согласно буддийскому учению Анатмавада об отсутствии субстанциональной человеческой души идея индивидуального (личностного) «я», отдельного от Абсолюта (Брахмана) является глубочайшей из иллюзий человека и источником омраченности его сознания, которая затягивает человека в колесо перерождений (Сансару). Личность согласно Анатмаваде суть лишь обозначение для упорядоченного памятью единства элементов его жизненного опыта. При этом в буддизме не идёт речи об отрицании трансцендентного, надличностного «Я», являющегося частью Брахмана.
Эволюционная психологи в разработке личностной модели психики также обходится без устойчивого «я» (см. например, М. Газзанига, «Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии»). Его место в индивидуальном сознании человека занимает та потребность (модуль сознания), которая выдвинута на передний план микшером звериного и социального по имени «Супер-эго». Автор теории модульного сознания Роберт Курзбан, например, считает, что основная функция мозга, как операционной системы человеческой психики, это самореклама в целях повышения собственного социального статуса и закрепления границ своей зоны психологического комфорта. Будучи приверженцем эволюционной психологии, автор доказывает, что эти функции мозга вписаны в геном человека его эволюцией, поскольку обеспечивают выполнение ее целевых критериев — выживание в природе и социуме и улучшение наследственности. Если каждую из многочисленных черт личности обозначить «модулем», то получим, что личность это некий динамически обновляемый ансамбль модулей, состав которого зависит от того, какого эффекта мы хотим добиться в данный момент. Дирижируют ансамблем исключительно корыстные мотивации дифицитарного уровня. В 1980 г. психолог Энтони Гринвальд в своей работе «Тоталитарное эго» вводит даже специальный термин «бенефектанс», для обозначения генетически определяемого свойства человеческой психики представлять себя в выгодном (бенефит) свете. «Мы предвзяты, и это не случайно, — подчеркивает Роберт Курзбен в своей книге «Почему все остальные люди лицемерны?». — Средний американец занижает свою эгоистичность и агрессивность по сравнению с посторонним «средним американцем» примерно вдвое». С точки зрения ключевого критерия — эволюционной целесообразности — выгодно представлять себя «белым и пушистым», а потенциального врага — в дурном свете поскольку это может усилить нас за счет союзников. Т.е. подсознательно идет борьба за сторонников, а вовсе не реальная оценка качеств. Преодоление же в себе спасительных иллюзий, привязанностей и выход за флажки эгоцентричного мировосприятия, который проповедует буддизм, в модульной модели сознания объявляются опасными для психического здоровья. Поведение же выходящее за рамки эволюционной целесообразности диагностируется, как девиантное. Неслучайно, один из ведущих психологов-эволюционистов Роберт Райт в своей программной книге «Моральное животное» заключает: «Буддизм восстает против эволюции!».
Результатом этого постоянного и уже неосознаваемого самообмана является накопление психологических монстров в тени подсознания. Широко известные в социальной психологии эксперименты Милгрэма (1963 г., Йельский университет) и Зимбардо (1971 г., Стэнфордский университет) показали. что потенциал злобы, хранящийся в подсознании часто бывает просто чудовищным. Заметим, что эти генетически обусловленные особенности человеческой психики — необъективность базирующаяся на селективности памяти и ненависть базирующаяся на страхе — на службе у манипуляторов сознания легко позволяет стравливать народы и разжигать войны. Уже первые 20 лет наступившего века доказывают этот страшный вывод. Не удивительно, что автор нашумевшего психологического бестселлера 2012 го года Дуглас Керник, рассматривая человеческую природу с позиций эволюционной психологии, приходит к выводу, что за цивилизованным фасадом скрывается довольно дикое нутро и что «люди гораздо больше похожи на кричащих бабуинов, чем мы привыкли думать, со всеми своими гомицидальными тенденциями и сексуальными фантазиями».
Другим, не менее шокирующим результатом манипулирования массовым сознанием на основе эволюционной психологии является социальный инфантилизм, захлестнувший современное общество потребления. Современный ребёнок, вырастающий не в естественной природе, а скорее в гигантском супермаркете, не в состоянии устоять от желания обладать всё новыми игрушками, которые с годами его жизни становятся только дороже. Так «раскрепощенная личность» незаметно становится рабом своих ненасытных желаний и вожделений, а возможности их удовлетворять — достаток, здоровье и безопасность — автоматически превращаются в первостепенные жизненные приоритеты. Сегодня внешний имидж (статусность) стал индикатором успешности и даже интеллектуальной состоятельности индивида. Сам же успех измеряется отнюдь не достижениями в развитии духа и культуры, но скорее ценой игрушек, в которые продолжает играть внешне повзрослевший инфант. Дорогие часы, смартфоны, автомобили, и т. п. служит негласным критерием успешности и пропуском в мир элиты.
Перечисленные результаты дают лишь самое общее представление о тенденциях развития (точнее деградации) человеческой психики. Но и этого достаточно, чтобы разглядеть логику намеренного и целенаправленного выращивания нового антропологического подвида — Homo Consúmens (Человек Потребляющий). Становится ли человек потребляющий счастливее или хотя бы жизнерадостнее своего не столь хорошо упакованного предка? Статистика суицидов и депрессий среди молодежи особенно в западных странах утверждает обратное .
Куда ведет этот путь?
Взыскательный читатель вправе не согласиться с прозвучавшей критикой тезиса об эволюционной целесообразности. «Перегибы прошлого учтены. Наука и технологии не стоят на месте, — скажет он и спросит, — Что плохого в том, чтобы научиться контролировать свою психосоматическую конституцию и воспроизводить желаемые черты, избегая нежелательных?» Если бы такой вопрос прозвучал несколько столетий назад, то ответ был бы прост: люди не должны брать на себя миссию Бога. И этого было бы достаточно поскольку человек доиндустриальной эпохи исходил из понимания жизни, как дара свыше. Рождённый инвалидом в этом воплощении, в итоге своей жизни получает неоценимый опыт сострадания и смирения, облегчая, а возможно и обнуляя, кармические долги всех прежних воплощений своей души. Современного человека, воспитанного на прагматизме и тотальном недоверии, подобный ответ скорее рассмешит, чем убедит.
Что ж, если исходить из отрицания веры, то следует отрицать и тезис об эволюционной целесообразности, ибо он апеллирует к теоретической биологии, которая как любая теория, остается предметом веры. В случае теоретических научных построений речь по умолчанию всегда идёт о консенсусе мнений по поводу достаточности выдвинутых объяснений, а не об истине в последней инстанции. Это так хотя бы в силу теоремы Гёделя о неполноте любого логического построения, которая утверждает, что любая законченная логическая конструкция обязательно содержит как минимум одно положение, которые невозможно не доказать, не опровергнуть. Иными словами, любая научная теория представляет собой объект веры. Если же говорить об ученых нашего века глобального потребления, то они в большинстве случаев озабочены не достижением истины, но финансированием самого процесса.
Но даже если предположить, что в случае с эволюционной теорией ученые были из числа настоящих искателей истины, то и тогда совершенно очевидно, что им открылась лишь часть истины. Как известно окончательная истина (особенно в столь сложных проблемах, как глобальная эволюция материи) непостижима. Вряд ли кто-нибудь всерьез считает, что человек полностью познал окружающую его природу, однако это не мешает ему вторгаться в климатическую систему Земли, нарушая её равновесие и приближая её коллапс. Вот как метафорично описывает это вмешательство российский климатолог Сергей Гулев: «Мы мало что понимаем в работе сложнейшей климатической машины нашей планеты. Но это не помешало нам нажимать на её кнопки. Теперь ждём приближения неотвратимого…».
Нет никаких сомнений в том, что и о своей внутренней природе современный человек знает не всё. Более того, высокомерное отрицание древних учений о трансцендентной природе человека, скорее обедняет, чем обогащает современные модели антропогенеза. Некоторые результаты этого неполного знания при практическом приложении к проблемам улучшения некой титульной человеческой расы, а затем и к искусственной селекции человеческого потомства мы рассмотрели в разделе касающемся евгеники и нео-евгеники. Они не могут не вызывать содрогания. Еще более красноречив результат осознанного упрощения психологической модели личности в эволюционной психологии. Достаточно было отказаться в иерархии потребностей от метауровня, как человек оказался низведенным с позиции носителя разума и одухотворения в биосфере Земли на уровень инфантильного потребителя материальных благ.
Симптоматично, что в обоих случаях усеченное понимание эволюционной целесообразности в приложениях к воздействию на соматику и психику человека приводит к драматическим последствиям, касающимся его исходной антропологии. В первом случае речь идёт о генно-модифицированных людях (Homo genere mutatio), а во втором — о рождении нового подвида — Homo Consúmens (Человек Потребляющий). Но сможет ли обновленный «улучшениями» человек исполнять свое эволюционное предназначение? Даже если рассматривать последнее в усеченном виде, т. е. как максимальную живучесть и плодовитость в среде своего обитания, то и в случае «улучшения» своего генотипа и в случае отказа от метапотребностей это представляется сомнительным. Как справедливо отмечает молекулярный биолог Наталия Сошникова «… Если человек сам себя будет улучшать генетически, то при этом он будет сохранять жизнеспособность только в тех условиях обитания, которые сам будет поддерживать». Очевидно, что этот вывод справедлив не только для генетических «улучшений», но и психологических. Современный урбанизированный человек все дальше отодвигается от тех естественных условий обитания, в которых складывался его генотип и для которых предназначались его психологические программы. Успехи современной фармакологии и медицины позволили существенно сократить детскую смертность и увеличить продолжительность жизни. Тенденция же планирования детей сокращает рождаемость (особенно это заметно в западной цивилизации). Два этих фактора с неизбежностью «работают» на ослабление естественного отбора и, как следствие, на ухудшение генетического кода человечества. Что касается психики, то отход Homo Consúmens от своей естественной среды обитания (рождения — воспитания — взросления) во все более искусственные условия представляется еще более опасным. Человек, поглощённый с раннего детства манящей виртуальной реальностью игр и зрелищ, вряд ли вернётся в реальность настоящего мира, а тем более встанет в нём на путь избавления от эгоцентризма и духовного пробуждения. При этом уже страдает культурный код человечества.
Резюмируя все выше сказанное приходим к неутешительному выводу. Игры с генетической и, тем более, с духовной наследственностью очень рискованны, а мантры об эволюционной целесообразности, при отсутствии понимания масштабов и целей эволюции материи, очень напоминают известные благие намерения, которые вымащивают дорогу в ад…
Нельзя не отметить в связи со всем этим величие философского гения Вольтера, который однажды заметил, обращаясь к социально активному атеисту: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать!» К счастью, ничего не нужно выдумывать. Нужно просто иногда приглушать внутреннюю болтовню, чтобы слышать тихий голос сердца.
