Мировая экономика в условиях пандемии COVID-19: итоги 2020 года и перспективы восстановления

Влияние пандемии COVID-19 на реальный сектор экономики (Дробот Е.В., Макаров И.Н. и др.) // Экономика, предпринимательство и право. № 8 / 2020

Один год борьбы с коронавирусной пандемией COVID-19: анализ результатов (Зимовец А.В., Ханина А.В.) // Экономика, предпринимательство и право. № 5 / 2021

Статья в журнале

Цитировать:
Дробот Е.В. Мировая экономика в условиях пандемии COVID-19: итоги 2020 года и перспективы восстановления // Экономические отношения. – 2020. – Том 10. – № 4. – С. 937-960. – doi: 10.18334/eo.10.4.111375.

Аннотация:
В статье рассматриваются результаты влияния пандемии COVID-19 на мировую экономику по итогам 2020 года. В исследовании использовался аналитический подход, основанный на анализе глобальной статистики по COVID-19. Обобщены основные негативные тенденции современной мировой экономики на конец 2020 г. Автором выделены экономические издержки распространения пандемии COVID-19. В рамках исследования автором использованы демографические показатели стран мира, данные о динамике цен на нефть, фондовые индексы, статистические данные о мировом торговом обороте. На основе анализа мер экономической политики, принятых в ведущих странах мира для сглаживания негативных эффектов распространения глобальной пандемии COVID-19, сформулированы предложения по проведению экономической политики в условиях пандемии COVID-19. Статья будет интересна экономистам и политологам, аналитикам фондового рынка, специалистам в области мировой экономики, а также всем тем, кто интересуется состоянием дел в мире.

Ключевые слова: коронавирус, мировой фондовый рынок, мировая экономика, нефтезависимость, пандемия, цены на нефть, финансовый кризис

JEL-классификация: F63, G15, H51, I18

Трансформация шеринговой экономики в условиях пандемии COVID-19 (Киреева Н.С., Завьялов Д.В. и др.) // Экономика, предпринимательство и право. № 2 / 2021

Влияние пандемии COVID-19 на мировую экономику (Костин К.Б., Хомченко Е.А.) // Экономические отношения. № 4 / 2020

ТЕЗИСЫ: 1. Вспышка COVID-19 создала дисбаланс в мировой экономике из-за нарушения цепочки поставок в результате закрытия производства в Китае. 2. Влияние COVID-19 на экономику, вероятно, будет меньше, чем влияние жестких политических мер, принятых для предотвращения распространения вируса. 3. Пандемия вызвала серьезный обвал цен на нефть, самый крупный со времен войны в Персидском заливе в 1991 году. 4. В результате пандемии мировые фондовые рынки зафиксировали свое самое большое и резкое падение со времен глобального финансового кризиса 2008 года. 5. На политическом уровне потребуются скоординированные действия всех стран по реализации медицинского протокола сокращения распространения пандемии, а также фискальные меры, направленные на поддержку производственного сектора, чтобы ускорить восстановление экономики. 6. В качестве мер, способных положительно сказаться на восстановлении экономики после пандемии, могут выступить снижение учетной ставки центральными банками (принимая во внимание опыт США) с целью расширения доступа к кредитным ресурсам и стимулирования инвестиционной активности, а также сокращение налоговой нагрузки на бизнес и население.
HIGHLIGHTS: 1. The COVID-19 outbreak has created an imbalance in the global economy due to the disruption of the supply chain as a result of the halt to Chinese business. 2. The impact of COVID-19 on the economy is likely to be less than the impact of tough policy measures taken to prevent the spread of the virus. 3. The pandemic caused a major collapse in oil prices, the largest since the Gulf war in 1991. 4. As a result of the pandemic, global stock markets recorded their biggest and sharpest drop since the 2008 global financial crisis. 5. At the political level, coordinated action by all countries will be required to implement the medical protocol to reduce the spread of the pandemic, as well as fiscal measures to support the manufacturing sector to accelerate economic recovery. 6. Measures that can positively affect the recovery of the economy after the pandemic may include lowering the discount rate by Central banks (taking into account the experience of the United States) in order to expand access to credit resources and stimulate investment activity, as well as reduce the tax burden on businesses and the population.

Американский словарь английского языка Merriam-Webster, более известный как словарь Уэбстера, выбрал слово pandemic (пандемия, пандемический) словом 2020 года [1]. На портале ELIBRARY.RU по поисковому запросу «пандемия» на 7 декабря 2020 г. можно обнаружить 33 887 публикаций, из них 23 142 публикации, или 70%, датируются 2019–2021 гг. И интерес к исследованию влияния пандемии на все сферы жизни общества не утихает.

Пандемия новой коронавирусной инфекции COVID-19 началась в городе Ухане в центральной китайской провинции Хубэй в 2019 году и распространилась на территории более чем 200 стран Европы, Азии, США и Африки [19, 22] (McKibbin, Fernando, 2020; Salisu, et al., 2020), поставив под угрозу само существование мировой экономики, вызвав ее стагнацию [22] (Salisu, et al., 2020). По состоянию на 28 мая 2020 года было зарегистрировано более 5,8 млн подтвержденных случаев заболевания, примерно 360 000 смертей и 2,4 млн случаев выздоровления от вируса [24]. По состоянию на 4 декабря 2020 года было зарегистрировано более 65,9 млн подтвержденных случаев заболевания, примерно 1,5 млн смертей и 45,6 млн случаев выздоровления от вируса [28]. Таким образом, за 6 месяцев 2020 года ситуация в мире ухудшилась, несмотря на предпринимаемые меры: число заболевших выросло более чем на 60,1 млн, или на 1036%, число смертей увеличилось на 1,14 млн, или на 316%, число выздоровевших увеличилось на 43,2 млн, или на 1800%.

Пандемия спровоцировала экономический кризис и кризис в сфере здравоохранения как в мире в целом, так и в экономике отдельных стран. А это, в свою очередь, усугубило неопределенность и страх в отношении ожидаемых последствий пандемии для мировой экономики [9] (Torkanovskiy, 2020).

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) 30 января 2020 года объявила вспышку COVID-19 глобальной чрезвычайной ситуацией, учитывая ее риск для общественного здравоохранения [20, 21] (Nicola, et al., 2020; Phan, Narayan, 2020), а затем 11 марта 2020 года назвала COVID-19 глобальной пандемией [17, 27] (Liu, et al., 2020; Zhang, et al., 2020).

Трансформация шеринговой экономики в условиях пандемии COVID-19 (Киреева Н.С., Завьялов Д.В. и др.) // Экономика, предпринимательство и право. № 2 / 2021

Влияние пандемии COVID-19 на мировую экономику (Костин К.Б., Хомченко Е.А.) // Экономические отношения. № 4 / 2020

Чтобы сдержать экспоненциальное распространение вируса, страны мира приняли различные меры, начиная от полной изоляции, закрытия границ, введения карантина, ограничения поездок и полного закрытия предприятий [6] (Kulkova, 2020). Это привело к сокращению предложения товаров, усугубленному паническим накоплением запасов и обвалом спроса из-за самоизоляции людей [4] (Drobot, Makarov, Nazarenko, Manasyan, 2020). Но самое главное, к чему привела пандемия, – это огромный рост спроса на медицинские товары [7] (Osama AliMaer, Mun, Fatma Dzhikha, 2020). Эксперты в сфере здравоохранения сразу выдвинули ряд рекомендаций в качестве первой линии защиты в целях сокращения распространения коронавируса, такие как маски для лица, частое мытье рук, социальное дистанцирование и самоизоляция.

Эти меры имеют последствия для бизнеса по всему миру. Коронавирус привел к экономическим издержкам и, несомненно, может вызвать беспрецедентный экономический спад во всем мире. Нестабильная природа вируса затрудняет разработку правильной макроэкономической политики для его сдерживания [5] (Erokhina, Dzhergeniya, 2020). Болдуин Р. и Ведер Ди Мауро Б. отмечают, что COVID-19 провоцирует экономический кризис по всему миру, и он может быть столь же заразителен экономически, как и с медицинской точки зрения [12] (Baldwin, Weder di Mauro, 2020). Хотя масштабы последствий пандемии непредсказуемы, спровоцированный ею мировой экономический кризис, скорее всего, затянется надолго и, возможно, вызовет серьезные структурные изменения в мировой экономике. Например, традиционная торговля уступила место интернет-магазинам, что повлияло на предложение продуктов и овощей. Но главным первым экономическим ударом, потрясшим мир, стал самый крупный однодневный обвал цен на нефть за последние три десятилетия. Цена на нефть марки Brent упала с 34 долл. за баррель до 24,93 долл. в марте 2020 года, зафиксировав снижение на 24% [20] (Nicola, et al., 2020). Нижней точки цена не нефть марки Brent достигла 20 апреля 2020 года, остановившись на уровне 21,44 долл. за баррель [2]. Из-за высокой экономической неопределенности мировые фондовые рынки пережили крах, потеряв примерно 6 трлн долл. в течение одной недели с 24 по 28 февраля 2020 года. А на той же неделе индекс S&P 500 показал худшую динамику с 2011 года, потеряв около 5 трлн долл. [13] (Bello Abba Ahmed, 2020).

Замедление китайской экономики как основного поставщика потребительских и производственных товаров привело к нарушению равновесия на мировых товарных рынках из-за нарушения цепочки поставок [2] (Drobot, 2017), поскольку большинство экспортных заводов Китая были закрыты [23] (Salisu, Vo, 2020). Такие страны, как Нигерия, которые в значительной степени зависят от поставок из Китая, уже испытывают дефицит, что приводит к росту цен на сырьевые товары. Сокращение вводимых ресурсов также повлияло на производство компаний, что привело к увольнениям и закрытию предприятий. Безработица возросла, вырос уровень инфляции, усилилось обнищание населения [10, 27] (Ashraf, 2020; Zhang, et al., 2020). Мировые финансовые рынки сильно пострадали от потрясений, и основные фондовые индексы начали резкое снижение [18, 19] (McKibbin, Fernando, 2020). Ряд авторов отмечают, что пандемия COVID-19 отличается от других потрясений в истории, поскольку она влечет за собой сочетание кризисов спроса и предложения, никогда ранее не испытанных и не поддающихся фискальному стимулированию или денежно-кредитной политике центральных банков [13] (Bello Abba Ahmed, 2020).

Цель данной стати – провести анализ влияния пандемии COVID-19 на мировую экономику. Для достижения поставленной цели были использованы огромные массивы международных статистических данных по COVID-19, а также данные, отражающие основные демографические тенденции в странах мира в 2019–2020 гг., в частности сведения о численности населения и смертности. Для оценки влияния COVID-19 на нефтезависимые страны была проанализирована актуальная информация о динамике цен на нефть на мировых рынках. Основные индексы, отражающие состояние дел на мировых фондовых рынках, были использованы для определения влияния COVID-19 на мировой финансовый рынок. Данные Всемирной таможенной организации использованы для оценки влияния пандемии на мировую торговлю.

Влияние пандемии COVID-19 на реальный сектор экономики (Дробот Е.В., Макаров И.Н. и др.) // Экономика, предпринимательство и право. № 8 / 2020

Один год борьбы с коронавирусной пандемией COVID-19: анализ результатов (Зимовец А.В., Ханина А.В.) // Экономика, предпринимательство и право. № 5 / 2021

Конечно же, к концу 2020 г. было опубликовано достаточное количество научных публикаций, посвященных влиянию COVID-19 на мировую экономику [1, 4, 7, 9–23, 25–27] (Drobot, 2020; Drobot, Makarov, Nazarenko, Manasyan, 2020; Osama AliMaer, Mun, Fatma Dzhikha, 2020; Torkanovskiy, 2020; Ashraf, 2020; Baker, et al., 2020; Baldwin, Weder di Mauro, 2020; Bello Abba Ahmed, 2020; Berg, et al., 2020; Boone, 2020; Cochrane, 2020; Liu, et al., 2020; McKibbin, Fernando, 2020; McKibbin, Fernando, 2020; Nicola, et al., 2020; Phan, Narayan, 2020; Salisu, et al., 2020; Salisu, Vo, 2020; Wagner, 2020; Weder di Mauro, 2020; Zhang, et al., 2020). Однако в данном исследовании мы попытаемся оценить, повлияла ли новая коронавирусная инфекция на рост смертности в мире, какой эффект глобальное распространение пандемии оказало на мировой энергетический и фондовый рынок и с какими проблемами столкнулись нефтезависмые страны, какие трудности переживает мировая торговля.

На основе анализа мер экономической политики, принятых в ведущих странах мира для сглаживания негативных эффектов распространения глобальной пандемии COVID-19, попытаемся сформулировать предложения по проведению экономической политики в условиях пандемии COVID-19.

История пандемий и глобальное распространение COVID-19

В настоящее время вспышки коронавируса COVID-19 зафиксированы в 218 странах и территориях по всему миру.

В таблице 1 показано глобальное распространение COVID-19 по странам по состоянию на 4 декабря 2020 года (в таблице 1 представлено 20 стран с наибольшим числом случаев заражения). Как видно из таблицы 1, больше всего случаев заболевания было зарегистрировано в США (более 14,6 млн случаев), затем идет Индия (более 9,6 млн случаев заражения), Бразилия (более 6,4 млн), Россия (более 2,4 млн) и Франция (более 2,2 млн).

В топ-20 стран, лидирующих по числу инфицированных, из стран Большой двадцатки [3] (Drobot, Losinkova, Pospelova, Utyabaeva, Fedash, 2018) не вошли Австралия, Канада, Саудовская Аравия, Южная Корее, Япония, а также Китай.

Если рассмотреть показатели смертности за 2019 и 2020 гг., то можно увидеть, что по данным на 4 декабря 2020 г. за год в мире умерло на 5,98% меньше человек, чем в 2019 г. Однако данные эти представлены пока не за полный 2020 год, а за 11 месяцев. И если мы воспримем это как погрешность, то можно сделать вывод о том, что несмотря на пандемию, смертность в мире не имеет тенденцию к росту (табл. 1).

Мировая статистика COVID-19 (топ-20 стран, по данным на 4 декабря 2020 г.)

Страны Всего случаев
заражения, чел.
Численностей умерших от COVID-19, чел. Численность выздоровевших, чел. Численность населения, чел. Общее число умерших от разны причин в 2020 г., чел. Общее число умерших от разны причин в 2019 г., чел. Отклонение общего числа умерших в 2020 г. по сравнению с 2019 г.
Абсолютное отклонение, чел. Относительное отклонение, %
Весь мир 65 964 393 1 519 448 45 659 637 7 851 940 470 56 459 240 60 053 019 — 3 593 779 — 5,98
1 США 14 630 794 283 958 8 581 558 331 828 037 2 547 330 2 722 311 — 174 981 — 6,42
2 Индия 9 606 810 139 700 9 056 668 1 385 752 793 9 547 273 10 152 060 — 604 787 — 5,96
3 Бразилия 6 496 050 175 432 5 725 010 213 201 210 1 216 777 1 298 328 — 81 551 — 6,28
4 Россия 2 402 949 42 176 1 888 752 145 961 200 1 887 127 2 030 629 — 143 502 -7,06
5 Франция 2 257 331 54 140 166 940 65 335 131 543 203 582 263 — 39 060 — 6,70
6 Италия 1 699 145 46 252 нет данных 46 762 516 538 351 579 244 — 40 893 — 7,06
7 Великобритания 1 690 432 60 617 нет данных 68 037 738 566 994 606 685 — 39 691 — 6,54
8 Италия 1 688 939 58 852 872 385 60 423 775 538 354 579 244 — 40 890 — 7,06
9 Аргентина 1 447 732 39 305 1 274 675 45 371 596 320 635 341 689 — 21 054 — 6,16
10 Колумбия 1 343 322 37 305 1 233 115 51 112 494 271 555 289 547 — 17 992 — 6,21
11 Мексика 1 144 643 108 173 843 231 129 506 321 597 139 634 271 — 37 132 — 5,85
12 Германия 1 143 116 18 492 820 600 83 898 137 817 780 879 959 — 62 179 — 7,06
13 Польша 1 041 846 19 359 666 413 37 828 876 352 526 379 496 — 26 970 — 7,10
14 Иран 1 016 835 49 695 708 106 84 447 157 364 721 387 790 — 23 069 — 5,94
15 Перу 968 846 36 104 901 544 33 165 694 174 048 184 960 — 10 912 — 5,90
16 ЮАР 800 872 21 803 739 367 59 624 674 662 756 705 963 — 43 207 — 6,12
17 Украина 787 891 13 195 397 809 43 620 881 596 433 644 529 — 48 096 — 7,46
18 Турция 765 997 14 509 423 142 84 723 237 451 797 478 396 — 26 599 — 5,56
19 Бельгия 584 857 17 033 38 577 11 611 101 105 966 113 340 — 7 374 — 6,50
20 Индонезия 563 680 17 479 466 178 274 748 198 1 816 582 1 931 236 — 114 654 — 5,93

Источники: составлено автором по данным Worldometers 2020. URL: https://www.worldometers.info/coronavirus/#countries; Департамент по экономическим и социальным вопросам ООН: Отдел народонаселения. URL: https://population.un.org/wpp/; Счетчик населения Земли. URL: https://countrymeters.info/ru/World (дата обращения 04.12.2020).

История пандемий во второй половине XX – начале XXI века

Название пандемии Страна, год Территория распространения Примерное число умерших, чел. Группы риска
Азиатский грипп (H2N2) Китай, 1957–1958 Весь мир 1,1 млн Школьники, молодежь, беременные женщины и пожилые люди
Гонконгский грипп (H3N2) Гонконг, 1968 Весь мир 1 млн В основном люди старше 65 лет
Тяжелый острый респираторный синдром (SARS) Китай, 2002 Весь мир (наибольшее распространение получил в Китае, Гонконге, Канаде, на Тайване) 18 000–46 000 Все
Птичий грипп (N1H1) США (Калифорния) 2009 Весь мир (наибольшее распространение получил в США, Мексике, Канаде, Великобритании) 151 700–575 400 Все
Свиной грипп (H1N1) Мексика, Канада, США, 2009-2010 Весь мир (214 стран и территорий мира, 30% населения Земли) 284 500 Все
Ближневосточный респираторный синдром (MERS) Саудовская Аравия, 2012 Весь мир (80% всех случаев пришлись на Саудовскую Аравию) 35% от общего числа умерших Все
Лихорадка Эбола (EVD) Западная Африка, 2014–2016 Западная Африка 11 315 умерло в Западной Африке в 2014–2015 гг. Все
Вирус Зика Южная и Центральная Америка, 2015–2018 39 стран: прежде всего, Африка, Юго-Восточная Азия и Южная Америка, единичные случаи в странах Европы Нет данных Беременные женщины
Коронавирус (COVID-19) Китай, 2019 Весь мир 535 048 Все

Источник: составлено автором по данным [12, 13, 29, 31] (Baldwin, Weder di Mauro, 2020; Bello Abba Ahmed, 2020).

Влияние COVID-19 на нефтезависимые страны

Незадолго до пандемии COVID-19 цены на нефть на мировом рынке уже начали свое падение в результате ценовой войны между Саудовской Аравией и Россией. Переговоры между этими двумя странами зашли в тупик во время встречи ОПЕК в Вене 6 марта 2020 [20, 22] (Nicola, et al., 2020; Salisu, et al., 2020). В результате на международном рынке образовался избыток нефти, что ускорило беспрецедентный обвал цен на нефть, который негативно сказался на экономике, особенно таких зависимых от нефти стран, как Нигерия, Венесуэла и Ангола. С началом пандемии COVID-19 цена на нефть снизилась примерно на 30%. Такого падения мировой рынок нефти не видел с конца войны в Персидском заливе в 1991 году. Однако после того как была достигнута договоренность между членами ОПЕК о сокращении добычи, цены на нефть начали движение вверх [22] (Salisu, et al., 2020).

Снижение цен на нефть является основным каналом, через который COVID-19 оказывает влияние на нефтедобывающие страны. Хотя есть и другие факторы, но именно COVID-19 представляется наиболее важным из них, поскольку вследствие пандемии резко сократился спрос и закрытия китайской экономики. На долю Китая приходится около 14% мирового спроса на нефть и более 75% роста спроса на нефть [18, 19] (McKibbin, Fernando, 2020). Китай в последние десятилетия стал глобальным центром цепочки поставок, и любые сбои в его экономике оказывают негативное влияние на экономику другие. В результате пандемии COVID-19 фактическое закрытие границ привела к низкому спросу на нефть. Были приостановлены международные перемещения людей. Были закрыты аэропорты и границы. Были закрыты заводы и другие промышленные предприятия. Все вышеперечисленное усугубило нефтяной кризис. Нефтезависимые страны, такие как Россия, были вынуждены внести корректировки в бюджет, поскольку планирование осуществлялось исходя из более высокого уровня цен на нефть. Эта ситуация отразилась также и на счетах платежного баланса. Такие страны, как Нигерия, начали обращаться за иностранными кредитами, чтобы восполнить дефицит счета текущих операций. Пандемия требует огромных инвестиций в здравоохранение, для поддержания и развития которого требуются средства, оборудование и персонал.

Цена на нефть марки Brent [3] упала с 68,60 долл. за баррель до 21,44 долл. за баррель с 30 декабря 2019 г. по 20 апреля 2020 г., что было беспрецедентным за последние десятилетия, как показано на рисунке 1. Это почти 70% стоимости барреля нефти. Как и нефть марки Brent, нефть марки WTI [4] также резко упала в цене с 63,05 долл. за баррель 30 декабря 2019 г. до минимума 16,94 долл. за баррель 20 апреля 2020 г., как показано на рисунке 2. Это примерно 73%.

Энергетический рынок пережил один из самых больших потрясений с 1973 года. В результате экономика нефтезависимых стран оказалась под угрозой в связи с сокращением поступлений иностранной валюты, которую обеспечивала продажа нефти. Как следствие, осуществление бюджетных расходов в полном объеме становится затруднительным. Финансовый кризис особенно заметен для нефтезависимых стран, которые имеют незначительные золотовалютные резервы, например, таких как Нигерия. Таким образом, большинство стран вынуждены прибегать к внешним займам для покрытия бюджетного дефицита.

Рисунок 1. Динамика цен на нефть марки Brent (Brent Oil Price) в 2020 г., по данным на 30.11.2020, долл. за баррель (максимум – 30.12.2019 68,60

Источник: Markets Insider. URL: https://markets.businessinsider.com/commodities/oil-price (дата обращения 04.12.2020).

Рисунок 2. Динамика цен на сырую нефть марки WTI в 2020 г., по данным на 30.11.2020, долл. за баррель

Источник: Markets Insider. URL: https://markets.businessinsider.com/commodities/oil-price?type=wti (дата обращения 04.12.2020).

Влияние COVID-19 на мировые фондовые рынки

На глобальном уровне основные мировые фондовые индексы зафиксировали резкое снижение с началом пандемии COVID-19. Потери составили триллионы долларов.

На состоянии фондовых рынков всегда сказывается влияние внешних факторов, например, таких как глобальный финансовый кризис 2008 года. И даже неэкономические факторы, такие как эпидемии, сказываются на фондовых индексах. В США, глобальном центре фондовых рынков, индекс S&P 500 [5], промышленный индекс Доу-Джонса [6] и индекс NASDAQ [7] продемонстрировали резкое снижение в начале 2020 г., достигнув минимума в марте. Последующее движение индексов вверх было обеспечено принятием 25 марта 2020 г. Сенатом США пакета срочной помощи и экономического стимулирования на общую сумму 2 трлн долл. для борьбы с последствиями пандемии коронавируса (Corona virus Aid, Relief and Economic Security Act, CARES Act) [20] (Nicola, et al., 2020). В марте 2020 года фондовый рынок США приостанавливал торги на фондовой бирже четыре раза в течение десять дней. А это беспрецедентный случай: ранее такое случалось лишь один раз в 1997 г. [27] (Zhang, et al., 2020).

Фондовые рынки Гонконга, Южной Кореи и Австралии ежедневно фиксируют падение фондовых индексов более чем на 5%, в то время как в Китае оно составляет около 3% [23] (Salisu, Vo, 2020). FTSE [8] в Великобритании рухнул более чем на 10% 12 марта 2020 года, что стало самым низким показателем с 1987 года. На фондовой бирже Японии падении фондовых индексов составило более 20% по сравнению с их пиковыми значениями в 2019 году [27] (Zhang, et al., 2020).

Фондовые рынки во всем мире демонстрировали огромную волатильность, никогда ранее не наблюдавшуюся. Результатом стали совокупные потери, составившие примерно 12,35% стоимости в период с января по май 2020 года, или более 9 трлн долл. с начала пандемии COVID-19 [22] (Salisu, et al., 2020).

Например, промышленный индекс Доу-Джонса упал с 29 551 пункта до 18 591 пункта с 12 февраля по 23 марта 2020 года. Отрицательная маржа составила 10 960 пунктов, что привело к потере одной трети стоимости акций (или около 35%). Это огромные потери для инвесторов (рис. 3). С момента финансового кризиса 2008 года такое снижение DJIA стало самым большим. Однако с конца марта 2020 г. ситуация начала улучшаться. И по данным на 4 декабря 2020 г. DJIA добрался до отметки в 30 218 пунктов, демонстрируя устойчивую тенденцию к росту [25] (Wagner, 2020).

Индекс S&P 500 снизился примерно с 3 387 пунктов до 2 227 пунктов, потеряв более 34% своей чистой стоимости с 19 февраля по 238 марта 2020 года (рис. 4). Однако затем индекс начал демонстрировать восходящий тренд, восстановив свое прежнее значение [27] (Zhang, et al., 2020).

Как показано на рисунке 5, индекс NASDAQ также упал с 9 731 пункта по состоянию на 2 февраля 2020 г. до примерно 6 686 пунктов 16 марта 2020 г., что означает примерно 31% убыток.

Рисунок 3. Динамика Промышленного индекса Dow Jones в 2020 г.

Источник: Trading View. URL: https://ru.tradingview.com/symbols/TVC-DJI/ (дата обращения 04.12.2020).

Рисунок 4. Динамика фондового индекса S&P 500 в 2020 г.

Источник: Trading View. URL: https://ru.tradingview.com/symbols/FX-SPX500/ (дата обращения 04.12.2020).

Рисунок 5. Динамика фондового индекса NASDAQ Composite [9] в 2020 г. (по данным на 30 ноября 2020 г.)

Источник: Markets Insider. URL: https://markets.businessinsider.com/index/nasdaq_composite (дата обращения 04.12.2020).

Резкие колебания на фондовом рынке начались как реакция на новости о ходе вспышки COVID-19 в США в середине февраля – начале марта 2020 г. Последующие колебания в марте – конце апреля 2020 г. были связаны с реакцией фондового рынка на политические решения, принятые правительством США в связи с распространением пандемии, прежде всего, на меры денежно-кредитной и фискальной политики [11] (Baker et al., 2020).

Мировая торговля в условиях пандемии

Ожидается, что по итогам 2020 году спад мировой торговли составит 13–32%, поскольку пандемия COVID-19 нарушает нормальную экономическую активность и жизнь во всем мире [34].

По мнению экспертов Всемирной таможенной организации (World Customs Organization, WCO), спад, скорее всего, превысит спад торговли, вызванный глобальным финансовым кризисом 2008–2009 гг. (рис. 6).

Рисунок 6. Мировая торговля товарами, 2000–2022 гг. (индекс, 2015=100)

Оценки ожидаемого восстановления международной торговли в 2021 году весьма неопределенны, а результаты в значительной степени зависят от продолжительности вспышки коронавируса и эффективности политических ответных мер.

Ближайшая цель состоит в том, чтобы взять пандемию под контроль и смягчить экономический ущерб людям, компаниям и странам [8] (Pechatkin, 2020). И политики должны начать планировать последствия пандемии.

Влияние пандемии COVID-19 на рынок труда США (Дробот Е.В.) // Экономика труда. № 7 / 2020

Мировая торговля уже замедлялась в 2019 году, еще до начала пандемии, в связи с ростом торговой напряженностью и замедлением экономического роста. Мировая торговля товарами зафиксировала незначительное снижение в 2019 г. на -0,1% в натуральном выражении после роста на 2,9% в 2018 г. Между тем долларовая стоимость мирового товарного экспорта в 2019 году упала на 3% и составила 18,89 трлн долл. [34].

Напротив, в 2019 году мировая торговля коммерческими услугами увеличилась, а экспорт услуг в долларовом выражении вырос на 2% до 6,03 трлн долл. Темпы роста были медленнее, чем в 2018 году, когда торговля услугами выросла на 9% [34].

Экономический шок, вызванный пандемией COVID-19, неизбежно вызывает сравнение с глобальным финансовым кризисом 2008–2009 гг. У этих кризисов есть общие черты, но есть и различия. Как и в 2008–2009 гг., правительства вновь вмешались в денежно-кредитную и фискальную политику, чтобы противостоять спаду и обеспечить временную поддержку доходов предприятий и домашних хозяйств. Но ограничения на передвижение и социальное дистанцирование, введенные чтобы замедлить распространение вируса, являются беспрецедентными, поскольку непосредственно затронуты рынок рабочей силы, транспортный сектор и туристический бизнес. Были закрыты целые отрасли национальной экономики, включая гостиницы, рестораны. Ограничительные меры коснулись и розничной торговли, и обрабатывающей промышленности.

В данных условиях прогнозирование показателей мировой торговли представляется необходимым осуществлять с позиций двух различных сценариев: 1) относительно оптимистичный сценарий с резким падением торговли, за которым следует восстановление, начинающееся в конце 2020 года; 2) более пессимистичный сценарий с более резким первоначальным снижением и более длительным и неполным восстановлением.

При оптимистическом сценарии восстановление будет достаточно стремительным, чтобы приблизить торговлю к ее предпандемическому тренду, в то время как пессимистический сценарий предусматривает лишь частичное восстановление (рис. 6).

После финансового кризиса 2008–2009 гг. мировая торговля так и не вернулась к своему прежнему тренду, представленному на рисунке 6. Решающую роль для восстановления мировой экономики и мировой торговли будет иметь поведение производителей и потребителей, а также их отношение к пандемии. Если предприятия и потребители будут рассматривать пандемию как временный, одноразовый шок, то в этом случае расходы на инвестиционные товары и потребительские товары длительного пользования могут возобновиться на уровне, близком к предыдущему, как только кризис утихнет. С другой стороны, если вспышка пандемии затянется, то домашние хозяйства и бизнес, скорее всего, будут тратить более осторожно.

Если пандемия будет взята под контроль и мировая торговля снова начнет расширяться, в большинстве регионов может быть зафиксирован рост в 2021 г. примерно на 21% в оптимистическом сценарии и на 24% в пессимистическом сценарии [34]. Степень неопределенности очень высока, и вполне возможно, что как для 2020 года, так и для 2021 года результаты могут быть выше или ниже этих прогнозируемых показателей.

Два других аспекта, которые отличают нынешний спад от финансового кризиса 2008–2009 гг., – это роль в мировой торговле цепочек создания стоимости и торговли услугами.

Нарушение цепочки создания стоимости стало проблемой практически сразу, когда COVID-19 начался в Китае, который, по сути, являлся «двигателем» мировой экономики. В настоящее время торговля падает более быстрыми темпами в секторах, характеризующихся сложными цепочками создания стоимости, особенно в электронике и автомобилестроении. Согласно базе данных ОЭСР по торговле добавленной стоимостью (Trade in Value Added Database, TiVa), доля иностранной добавленной стоимости в экспорте электроники составляла около 10% для США, 25% для Китая, более 30% для Кореи, более 40% для Сингапура и более 50% для Мексики, Малайзии и Вьетнама [34]. Импорт основных производственных ресурсов был прерван социальным дистанцированием, которое привело к временному закрытию заводов в Китае, а затем коснулось Европы и Северной Америки. Однако полезно также помнить, что сложные нарушения цепочки поставок могут возникать в результате локальных катастроф, таких как ураганы, цунами и другие экономические сбои. Управление нарушением цепочки поставок является сложной задачей как для глобальных, так и для местных предприятий и требует расчета соотношения риска и экономической эффективности со стороны каждой компании.

Торговля услугами также оказалась непосредственно затронута пандемией COVID-19 в результате введения транспортных и туристических ограничений и закрытия многих торговых предприятий и гостиниц. Услуги не включены в прогноз WCO по торговле товарами, но большая часть торговли товарами невозможна без осуществления услуг (например, транспортные услуги). Услуги также взаимосвязаны. Например, воздушный транспорт взаимосвязан с проведением культурных, спортивных и рекреационных мероприятий, которые в условиях пандемии были либо отменены полностью, либо существенно сокращены. Однако некоторые секторы экономики могут извлечь выгоду из кризиса. Например, услуги в области информационных технологий, спрос на которые резко возрос по мере того, как компании предоставляют сотрудникам возможность работать дома, а люди продолжают общаться удаленно.

Меры экономической политики в условиях пандемии COVID-19

COVID-19 произвел сильнейший удар по мировой экономике, продемонстрировав неспособность политиков, экономистов и ученых справиться с таким глобальным вызовом. Ни готовых политических рецептов, ни экономических или медицинских моделей регулирования, доступных для борьбы со вспышкой вируса, мировое сообщество не имеет. Пандемия COVID-19 уже ассоциируется с неопределенностью, обусловленной непредсказуемостью мутаций, неизвестностью природы вируса и характера его воздействия, сложностью лечения и неясностью исхода. Представляется, что страны мира по мере распространения вируса и принятия различных политических ответных мер должны перенимать друг у друга наиболее успешные решения [21] (Phan, Narayan, 2020). Похоже, что медицина и экономика оказались на пороге новой эпохи, демонстрируя свои ограничения в предоставлении необходимых ответов о том, как эффективно бороться с COVID-19 экономическими и медицинскими методами. Возвращение мира к нормальной жизни требует поиска медицинских и экономических решений в отношении нового вируса, чтобы предотвратить новый глобальный финансовый кризис.

Воздействие самой пандемии COVID-19, вероятно, будет меньше, чем влияние крайних ограничительных мер, принимаемых для предотвращения крупномасштабного заражения [27] (Zhang, et al., 2020). И хотя вирус очень заразен, его летальность, однако, в большинстве случаев не выше сезонного гриппа [26] (Weder di Mauro, 2020).

По состоянию на 4 декабря 2020 года общее число случаев заражения COVID-19 в мире составило 65 964 393, из которых 45 659 637 (69%) выздоровели, а число умерших составило 1 519 448 (2,3%). Число смертей сильно искажено, если рассматривать ситуацию в разделе отдельных стран мира. Например, в США число умерших в результате заражения COVID-19 составило 283 958, или 1,9% человек, а в России – 42 176, или 1,7% смертей из числа зараженных. В некоторых странах заражения единичны и умерших нет (Ватикан, Монголия, Фарерские острова, Гренландия и др.) [28]. В Китае, откуда началось распространение вируса, на 86 601 случай заражения число смертей всего 4634 [28]. И это на почти 1,5 млрд человек, проживающих в Китае!

Политические меры, принимаемые различными странами в форме ограничений на передвижение людей и перемещение товаров или полной остановки предприятий, могут оказать более негативное воздействие на экономику и продлиться дольше, чем шок от самой пандемии. Пандемия, если ей не будут эффективно управлять с помощью грамотной экономической политики, может перерасти в глобальный экономический кризис, который может помешать глобализации [26] (Weder di Mauro, 2020).

После обвала фондового рынка весной 2020 г. в США Федеральная резервная система (ФРС) объявила политику нулевой процентной ставки [1] (Drobot, 2020) и начала тем самым количественное смягчение денежно-кредитной политики (Quantitative Easing, QE) [10], увеличив денежную массу не менее чем на 700 млрд долларов [27] (Zhang, et al., 2020).

В связи с пандемией COVID-19 ОЭСР была вынуждена пересмотреть свою оценку глобального экономического прогноза на 2020 год с 2,9% до 2,4%. Кроме того, был сделан прогноз о том, что если пандемия выйдет из под контроля, то можно ожидать еще большего снижения глобального экономического роста до 1,5% в 2020 г. [13] (Bello Abba Ahmed, 2020).

Правительство Великобритании ввело пакет политических мер в ответ на COVID-19, таких как схема сохранения рабочих мест (Coronavirus Job Retention Scheme, JRS), чтобы выделять субсидии на выплату заработной платы работникам, отправленным в отпуск без содержания. Эта мера позволяет компаниям сократить количество рабочих часов до нуля, не увольняя работников, и тем самым сводя к минимуму будущие затраты на поиск и повторный наем персонала. По оценкам, эта схема обойдется Великобритании в 60 млрд долл. в течение 8 месяцев [13] (Bello Abba Ahmed, 2020).

Очевидно, что ужесточение ограничительных мер, вводимых правительствами в отношении деловой активности, перемещений, закрытие границ и закрытие предприятий наносят большой экономический ущерб разным странам, а ситуация с пандемией может продлиться долго [11, 14, 16] (Baker, et al. 2020, Berg, et al., 2020; Cochrane, 2020). Никто не может точно предсказать все возможные риски и последствия глобальной пандемии и последующий эффект политических и экономических мер, а также реакцию людей [25] (Wagner, 2020).

Существует три основных канала, через которые пандемия COVID-19 может влиять на мировую экономику: спрос, предложение и доверие. Строгие ограничительные меры, принятые для предотвращения распространения вируса, такие как ограничения на поездки, закрытие границ, закрытие промышленных предприятий и приостановление работы компаний сферы услуг, нарушили глобальную цепочку поставок. Снижение спроса неизбежно из-за самоизоляции населения, увольнений, ограничений на передвижение, закрытия школ и спада в секторе туризма и развлечений. Все вышеперечисленное порождает атмосферу неопределенности, негативно влияющую как на доверие потребителей, так и на доверие производителей. В результате потребители либо откладывают, либо сокращают потребление товаров и услуг. А производители точно так же либо откладывают, либо сокращают, либо отказываются от новых инвестиций [15] (Boone, 2020).

Заключение

Проведенный анализ влияния пандемии COVID-19 на мировую экономику позволяет сделать следующие выводы.

COVID-19, распространившийся более чем в 200 странах, имеет огромные последствия для экономики как отдельных стран, так и всего мира. Меры государственной политики, принимаемые в отдельных странах, с целью сглаживания экономических издержек пандемии могут иметь значительные негативные последствия в долгосрочной перспективе.

Вспышка COVID-19 создала дисбаланс в мировой экономике из-за нарушения цепочки поставок в результате закрытия производства в Китае. Вирус распространился по всему миру, и в США зафиксировано самое большое количество случаев заболевания и смертей. Пандемия вызвала серьезный обвал цен на нефть, самый крупный со времен войны в Персидском заливе в 1991 году. А это поставило под угрозу экономику нефтезависимых стран.

Введенные странами карантинные меры, предпринимаемые для сглаживания распространения пандемии, такие как карантин, режим самоизоляции, ограничения международных и локальных поездок и торговли и т.д., продолжают негативным образом сказываться на экономической ситуации в мире.

Влияние COVID-19 на экономику, вероятно, будет меньше, чем влияние жестких политических мер, принятых для предотвращения распространения вируса. В результате пандемии мировые фондовые рынки зафиксировали свое самое большое и резкое падение со времен глобального финансового кризиса 2008 года.

На политическом уровне потребуются скоординированные действия всех стран по реализации медицинского протокола сокращения распространения пандемии, а также фискальные меры, направленные на поддержку производственного сектора, чтобы ускорить восстановление экономики. Это потребует принятие дополнительных мер для поддержки потребителей, восстановления покупательной способности и помощи бизнесу. В качестве таких мер могут выступить снижение учетной ставки центральными банками (принимая во внимание опыт США) с целью расширения доступа к кредитным ресурсам и стимулирования инвестиционной активности. Еще одной мерой может выступить сокращение налоговой нагрузки на бизнес и население. Однако пойдут ли правительства на эти меры, покажет лишь время.

БЛАГОДАРНОСТИ:
Авторы выражают глубокую благодарность канд. экон. наук АБРАМОВУ Егору Геннадьевичу за ценнейшие замечания и рекомендации в процессе подготовки статьи.

[1] Словарь Уэбстера назвал слово года // Рамблер, 30 ноября 2020 г. [Электронный ресурс]. URL: https://news.rambler.ru/world/45337388/?utm_content=news_media&utm_medium=read_more&utm_source=copylink (дата обращения 07.12.2020).

[2] Markets Insider. URL: https://markets.businessinsider.com/commodities/oil-price (дата обращения 04.12.2020).

[3] Brent – эталонная марка (маркерный сорт) нефти, добываемая в Северном море. Является одной из основных марок нефти, торгуемых на международных нефтяных биржах. Цена нефти Brent с 1980-х годов является основой для ценообразования многих других сортов нефти. Данная марка стала эталонной благодаря надёжности поставок, наличию нескольких независимых поставщиков и готовности её покупки со стороны множества потребителей и переработчиков.

[4] West Texas Intermediate (WTI) известная также как Texas light sweet – марка нефти, которая добывается в штате Техас (США). В основном используется для производства бензина, поэтому на этот и сходные сорта нефти высокий спрос, в частности, в США и Китае.

[5] S&P 500 – фондовый индекс, в корзину которого включено 505 избранных торгуемых на фондовых биржах США публичных компаний, имеющих наибольшую капитализацию.

[6] Промышленный индекс Доу-Джонса (Dow Jones Industrial Average, DJIA) охватывает 30 крупнейших компаний США.

[7] NASDAQ (National Association of Securities Dealers Automated Quotation) – служба автоматизированных котировок Национальной ассоциации дилеров по ценным бумагам; американская биржа, специализирующаяся на акциях высокотехнологичных компаний (производство электроники, программного обеспечения и т. п.). На данный момент на NASDAQ торгуют акциями более 3 200 компаний.

[8] FTSE 100 Index (Financial Times Stock Exchange Index) – ведущий индекс Британской фондовой биржи (лондонский биржевой индекс). Рассчитывается независимой компанией FTSE Group, которой совместно владеют агентство Financial Times и Лондонская фондовая биржа.

[9] NASDAQ Composite – фондовый индекс, составленный из обыкновенных акций и подобных финансовых инструментов всех компаний, торгующихся на бирже NASDAQ.

Подробнее об авторе:

Налоговая нагрузка и система налогообложения в странах мира: динамика и реформы (Андронова О.А., Изряднова О.И. и др.) // Экономические отношения. № 3 / 2020

Кризис политических войн XXI века

Битва за нарратив и ее последствия

В использовании политических методов борьбы в целях подрыва позиций противника нет ничего нового – такая практика существует уже сотни лет. Однако теперь это можно делать гораздо более изощренно и быстро за счет постоянного совершенствования информационных технологий.

Чтобы обрести свободу в осуществлении внешнеполитических целей, включая смену режимов, США и их союзникам придется изменить правила системы международных отношений. Для этого нужно разрушить многовековой Вестфальский мир, поскольку лежащие в его основе идеи препятствуют применению политической, экономической, дипломатической и военной силы против стран, режим которых планируется сменить. К такой тактике прибегают не только Соединенные Штаты. Однако другие государства значительно уступают Вашингтону с точки зрения мощи и потенциала. Несмотря на достаточно убедительные попытки оспорить господство США, последним пока удается сохранять статус единственной мировой сверхдержавы.

Заявление о начале кризиса быстро и неизбежно провоцирует политическую мобилизацию для «урегулирования» ситуации. Констатация кризиса в материальном мире позволяет проецировать в информационное пространство идею о необходимости экстренных мер в свете чрезвычайных обстоятельств, тем самым задавая определенную модель восприятия и формируя реакцию аудитории на сконструированное средствами массовой информации событие. Это позволяет направлять в нужное русло информационные потоки, связанные с кризисом. В результате у жертвы свобода оперативного выбора ограничена, тогда как агрессор получает широкие возможности ведения политических войн.

Одним из новейших и наиболее удобных инструментов обхода правовых и этических норм Вестфальской системы применительно к политике смены режимов стал принцип «Обязанность защищать» (Responsibility to Protect). Казалось бы, за этим растяжимым понятием (или даже лозунгом) скрываются благие намерения. На самом деле его суть настолько расплывчата, что принцип можно подогнать под любую ситуацию, если правильно подать информацию и окружить событие туманной завесой пропаганды и подрывной деятельности. При таком раскладе можно убедительно отрицать причастность к свержениям правительств и политическим войнам, насаждая мысль о необходимости вторжения на «гуманитарных» основаниях, чтобы закрепить успехи, достигнутые на этапе тайных (и, скорее всего, незаконных с точки зрения международного права) действий.

Формирование общественного мнения и восприятия

Понятие информационной войны охватывает три области: материальный мир, информационную и когнитивную сферы. Чтобы добиться политического и военного превосходства и обеспечить боевые операции и внешнюю политику в материальном мире, нужно через информационную сферу воздействовать на когнитивную. Понимание реальности и «ситуации на местах» определяет эффективность боевых действий и политического курса. Информация нематериальна, ею можно делиться и манипулировать, а это значит, что она не всегда точно отражает истинное положение вещей. Речь идет об обороте сведений среди заинтересованных акторов. Поскольку информационная среда является ареной конкурентной борьбы и вмешательства со стороны других акторов, коммуникационная деятельность может быть как наступательной, так и оборонительной.

Цель в том, чтобы получить информационное превосходство над противником. Восприятие, убеждения и ценности участников находятся в когнитивной сфере, где принимаются осмысленные решения. Именно здесь происходят реальные сражения, а победители и проигравшие определяются на основании таких неосязаемых факторов, как лидерство, нравственность, сплоченность, уровень подготовки и опыт, осознание ситуации и состояние общественного мнения. Все, что находится в этой сфере, фильтруется человеческим восприятием.

Внешняя политика и вооруженные конфликты подвергаются манипуляциям как никакая другая сфера человеческой деятельности. Нередко в этой связи применяется метод противопоставления противоположных по смыслу норм и ценностей. Например, одна сторона представляет «добро», а другая – «зло». Это делается по той простой причине, что конкретные национальные интересы или цели гораздо труднее «продать» все более скептически настроенной общественности, чем «гуманитарные» нормы и ценности. В этом контексте, а также учитывая современное состояние информационной среды и политики, СМИ формируют общественное мнение и восприятие, а трактовка журналистами того или иного события становится оружием войны. Господствующие либеральные СМИ не выполняют роли независимого противовеса власти, как предполагал Эдмунд Берк. Напротив, своим мессианским стремлением распространять «демократию» они, скорее, выступают как эхо-камера и усилитель эффективности глобальной либеральной повестки.

Мнения и восприятия – неосязаемые элементы, они существуют в виртуальном измерении и проявляются на психологическом уровне, их нельзя «потрогать». Тем не менее они оказывают влияние на материальные элементы, присутствующие в физическом мире. Механизмы, связывающие неосязаемое с осязаемым, – информация и знания. Материальный мир включает в себя такие составляющие, как география (социально-экономическая и естественная), климат, население, техника и другие объекты, которые можно увидеть, потрогать и ощутить на физическом уровне. В политике, и в особенности таких сферах ее интенсивной активности, как внешняя политика и вооруженные конфликты, к неосязаемым факторам относятся вера в политическое и военное лидерство, степень готовности ответить на призыв лидера или действовать в соответствии с поставленными им целями.

Способность нарушить связь между реальным и виртуальным может обернуться политической войной, под которой понимается политика принуждения. Соответственно, подрывную деятельность можно рассматривать как составляющую политической войны. Это хорошо скоординированная и тщательно спланированная активность, направленная на завоевание политической власти путем принуждения и силы. Необходимо отметить, что политическая война – очень широкое понятие, включающее использование как явных, так и скрытых инструментов, зачастую с применением коммуникационной маскировки реальных намерений. В этом качестве можно использовать «гуманитарные» соображения, которые нередко становятся поводом для смены режимов.

Для предотвращения попыток оспорить или ослабить нужный нарратив используются различные тактики. Для этого, например, привлекаются якобы «независимые» организации, которые распространяют соответствующий нарратив и противодействуют любым несогласным, используя в том числе злостную клевету для подрыва их репутации. В качестве иллюстраций можно привести PropOrNot (веб-сайт, разоблачающий «российскую пропаганду»), Bellingcat (интернет-издание, публикующее результаты журналистских расследований на основе анализа данных из открытых источников) и Integrity Initiative (проект шотландского Института государственного управления, призванный защищать демократию от дезинформации, в частности из России). По сути, это прифронтовые группы, которые порой называют себя «борцами с российской пропагандой», при этом сами они активно вовлечены в пропагандистскую деятельность, замалчивая альтернативные мнения по некоторым ключевым вопросам.

Для достижения подрывных внешнеполитических целей посредством политических войн необходимо разрушить связи между элитой и народными массами, подорвать сплоченность элиты и тем самым затруднить процесс принятия решений и возможность реализовывать эффективные контрмеры. Одним из наиболее распространенных средств достижения этих целей в международных отношениях стало навязывание идеи о кризисной ситуации, что дает возможность ввести чрезвычайные меры в силу якобы имеющих место экстраординарных обстоятельствах и таким образом выйти за рамки дипломатических норм и традиционных политических подходов.

Кризисы в международных отношениях

В первую очередь нужно установить, что понимается под термином «кризис». Разные люди и группы могут по-своему воспринимать это слово в силу различий интересов и восприятия. Кроме того, бытует ложное мнение, что кризис представляет собой исключительно угрозу, хотя на самом деле он может открывать новые возможности для отдельных групп. Как правило, под кризисом понимается чрезвычайное событие, ситуация и условия, нарушающие привычный ход вещей и функционирование общества. Предполагается, что во время четко обозначенного и признанного кризиса общество сплотится «под знаменами» и выполнит свой «патриотический» долг, не задаваясь вопросом о мудрости и целесообразности указаний по выходу из ситуации. Термин «кризис» часто используется в общественном пространстве, хотя порой неясно, что именно имеется в виду и каких последствий стоит ожидать. А это позволяет актору, заявившему о наличии кризиса, формировать психологическую среду в свете своих целей и задач.

Кризис в материальном пространстве всегда сопровождается кризисом информационным (с точки зрения количества и качества информации и коммуникаций). Как отметил в 1975 г. Джозеф Скэнлон, «в любом кризисе важна информационная составляющая […]. Неспособность контролировать информационный кризис ведет к неспособности контролировать общий кризис, включая его непосредственные операционные аспекты». Природа и масштаб кризисных коммуникаций определяются событием, обозначившим начало конкретного кризиса. Попытки осмыслить кризис исключительно в его материальном измерении отвлекают внимание от политических целей инициатора кризиса, среди которых может быть намерение свергнуть иностранное правительство чужими руками или с использованием собственных вооруженных сил.

При реализации внешнеполитических целей в контексте мнимых кризисов применяется нормативный подход, в котором «обязанность защищать» представляется глобальной нормой. В основе такого подхода лежит идея о том, что эпоха суверенитета постепенно уходит в прошлое и необходимо показать на словах и на деле, что государства больше не могут безнаказанно обращаться со своими гражданами, как им заблагорассудится. Понимание термина «суверенитет» ведущими государствами и организациями претерпело существенные изменения, повлияв на их действия. Примечательно, что эта тема возникла почти сразу после окончания холодной войны, то есть после разрушения биполярной системы международных отношений и становления США как единственной сверхдержавы. Таким образом, отсутствие сдержек и противовесов в международных делах привело к исчезновению многих существовавших ранее ограничений во внешней политике.

Это немедленно сказалось на дискурсе о войнах и военных вмешательствах. Учитывая общественные настроения и ситуацию после терактов 11 сентября 2001 г., внешнеполитическая деятельность и военные вмешательства больше не могут оправдываться геополитическими или геоэкономическими целями. Вместо этого разработан альтернативный информационный подход. Сталкиваясь с необходимостью осуществления спорных внешнеполитических действий, например, крупных военных интервенций, страны Запада оправдывают их соображениями нравственности и заявляют об отсутствии у них корыстного интереса, подчеркивая, что сражаются во благо других. С точки зрения риторики, принцип «Обязанность защищать» используется в кризисных ситуациях с человеческими жертвами и призван мобилизовать население. С практической точки зрения он направлен на достижение политического консенсуса при осуществлении неоднозначных внешнеполитических действий.

Внешняя политика и подрывная деятельность

Подрывная деятельность – мощное и известное испокон веков орудие власти, которое используется для свержения политических режимов путем психологического давления и/или физической силы «внутренних» игроков (возможно, при поддержке внешних сил). Внешние субъекты могут принимать участие в подрывной деятельности против иностранного государства или поддерживать такие действия в силу своих идеологических или геополитических интересов. Американский консерватор и друг Рональда Рейгана Лоуренс Бейленсон в 1972 г. точно подметил один из недостатков внешнеполитических подходов и методов США времен холодной войны: «Мы ведем нашу политическую войну, опираясь на военную мощь, дипломатию, договоры и традиционную подрывную деятельность, то есть используя три с половиной средства против четырех, имеющихся у противоположной стороны». И добавил, что «с точки зрения общей стратегии политическая война подобна обычной войне – в том смысле, что в обоих случаях пассивная оборона является проигрышной стратегией». Таким образом, ради внешнеполитических целей и из соображений безопасности рекомендуется вести подрывную деятельность более агрессивно.

Стоит сравнить события «цветных революций» и «арабской весны» с конфликтами в Косово и Ираке. В своей монографии «Информационные войны и психологические операции. Руководство к действию» Андрей Манойло, обращаясь к недавнему прошлому, приводит множество примеров подрывной деятельности, которая велась посредством политических войн для формирования в нужном русле политики отдельного государства и политических процессов в глобальном масштабе. Он прослеживает явные расхождения и противоречия в описании подрывной деятельности различными вовлеченными сторонами: «В большинстве стран, во внутренние дела которых вмешиваются США в качестве «миротворцев», ставка делается на сотрудничество с политическими силами и режимами, которые в мире определяются как террористические и экстремистские». Как было уже неоднократно отмечено, налицо разница между честным (объективным) и могущественным (субъективным) посредниками в разрешении международных «кризисов».

Информационные войны XXI века: «арабская весна» на практике

Природу и практику политических войн уместно сравнить с «теорией политической относительности», поскольку в долгосрочной перспективе за каждым политическим действием следует равная, но противоположно направленная ответная реакция. Цель политической и информационной войны заключается в обретении власти, и/или влияния, и/или богатства за счет страны-жертвы и ее иностранных покровителей. Важным инструментом подрывной деятельности и политических войн являются информационные войны и кризисы, поскольку они позволяют конструировать реальность в благоприятном для соответствующей стороны свете.

В качестве показательного примера можно привести события «арабской весны». Здесь мы имеем дело с развитой формой ведения политических и информационных войн с опорой на опыт «цветных революций». Четко прослеживается стремление представить эти события как гуманитарный кризис, однако делается это не только для формирования общественного мнения о ситуации, но и для того, чтобы управлять ожиданиями в отношении дальнейшего ее развития и конечной цели. Не случайно использовано понятие «арабская весна». Если первое слово указывает на регион, где происходили события, то слово «весна» имеет явно положительную окраску, поскольку ассоциируется со временем роста и расцвета. Это яркий пример того, как информационная среда может влиять на когнитивную сферу, искажая реальность. Умышленно оптимистичный тон способствует формированию определенных ожиданий (положительного исхода событий). Заметим, что в свете удручающих последствий для региона и всего мира с точки зрения государственного строительства и безопасности ряд наблюдателей, в том числе из стран региона, назвали эти события «арабской зимой».

Использование бренда «арабская весна» в политической войне призвано лишить руководство страны-жертвы возможности эффективно справляться с подрывной деятельностью внутри страны и за ее пределами. События в Тунисе и Египте показали действенность такой стратегии. Здесь имелись внутренние проблемы: из-за тяжелой экономической ситуации росло недовольство населения (проблемы коррупции и безработицы), отсутствовали каналы открытого взаимодействия между элитой и массами. Не хватало только события, которое бы привело к началу конфликта. Для Ливии это был инцидент в Бенгази, а для Сирии – в Даръа. Эти события освещались в СМИ избирательно, чтобы представить их исключительно как гуманитарный кризис. На женевских переговорах по Сирии под эгидой США предпочтение было отдано «оппозиционным» группировкам, тогда как в рамках астанинского процесса инициатива качнулась в сторону сирийского правительства – вопреки недовольству Вашингтона. Неудивительно, что Соединенные Штаты стремятся вернуться к женевскому формату. Это создает условия, при которых сторонники подрывной деятельности могут выставить себя в качестве важных посредников по урегулированию конфликта, чтобы привести к власти своих протеже.

Испытать и применить на практике принцип «Обязанность защищать» позволил так называемый ливийский кризис, который был представлен как война ливийского правительства против собственного народа, в связи с чем «необходимо» было международное вмешательство, чтобы заложить в стране основы либеральной демократии западного образца. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун попытался сплотить международное сообщество, выступив с эмоциональным призывом, в котором обратился к событиям прошлого, когда были нарушены установленные западные нормы и ценности: «После ужасных массовых убийств прошлых десятилетий, в ходе которых международное сообщество было обвинено в бездействии, в том числе геноцид в Сребренице, Руанде и Камбодже, после этих ужасных инцидентов мир сказал: никогда больше […]. Международное сообщество должно быть единым в отношении этой меры».

Однако его эмоциональное воззвание нелогично и противоречит фактам. Мир, конечно, не хочет повторения названных генеральным секретарем геноцидов, а само упоминание этих примеров несет в себе мощные образы, ассоциации и смыслы, основанные на определенной трактовке этих событий. По мнению Пан Ги Муна, предотвратить эти трагедии можно было только вмешательством международного сообщества. Это заявление представляется спорным, поскольку и в Боснии, и в Руанде в момент массовых убийств уже находились международные контингенты, но миротворцы ничего не сделали, чтобы предотвратить случившееся. В Камбодже ситуацию спасло не «бескорыстное» вмешательство демократических стран, а вторжение коммунистического Вьетнама. Однако попытка открыто оспорить столь искаженную трактовку трагических событий могла быть воспринята как пренебрежение к человеческим страданиям и чревата потерей репутации. Ливийский конфликт был представлен как гуманитарный кризис в черно-белом противостоянии добра и зла, свободы и притеснений, демократии и авторитаризма, жизни и смерти.

В некоторых кругах эти события ознаменовали становление доктрины «Обязанность защищать». Применение силы всегда приводит к серьезным последствиям вне зависимости от того, как это пытается подать тот или иной актор. Именно фактор силы имел решающее значение в борьбе за власть в Ливии и определил исход политического противостояния, который оказался весьма противоречивым. Допущенные в Ливии перегибы, в особенности выход за рамки мандата Совета Безопасности ООН, существенно затруднили применение концепции «Обязанность защищать» в Сирии. Газета The New York Times открыто заявила, что Ливия должна была стать моделью будущих операций по смене режима. Однако реальность показала опасность злоупотребления этой концепцией.

В результате доверие к принципу «Обязанность защищать» – как норме и действенному инструменту – было подорвано. Еще одним подтверждением его противоречивости стал доклад, подготовленный британским парламентом. В нем утверждалось, что власти приняли решение начать наземную операцию в Ливии на основании ложной и недостоверной информации о кризисе в стране. Это лишний раз показывает, какую роль играет создание «тумана войны» (понятие Карла фон Клаузевица для обозначения недостоверности информации о состоянии дел на поле боя – ред.) в процессе принимаемых решений. В краткосрочной перспективе информационный ресурс может быть задействован для преодоления неблагоприятной ситуации в реальном мире путем распространения среди целевой аудитории субъективных сообщений с определенной трактовкой событий. Таким образом можно повлиять на восприятие и общественное мнение и заручиться поддержкой населения. При сохранении разрыва между реальным миром и информационной средой, в особенности в условиях снижения доверия населения к СМИ и политике, такая стратегия в конечном счете окажется несостоятельной. Введение общественности в заблуждение и попытки манипуляции общественным мнением могут обернуться пагубными последствиями для господствующих политических сил и СМИ.

Надолго закрепить ложный нарратив в общественном пространстве практически невозможно из-за постепенного накопления множества неувязок, которые подрывают эффективность информационных войн и сводят на нет влияние на реальный мир путем воздействия на когнитивную сферу через манипуляции в информационной. В качестве примера можно привести обнародование электронной переписки между Джоном Подестой и Хиллари Клинтон. В одном из писем Подеста пишет, что «Аль-Каида» (запрещена в РФ – ред.) и США, по сути, были союзниками, преследующими одни цели в Сирии. В письме от 12 февраля 2012 г. сотрудник Государственного департамента Джейкоб Салливан писал Хиллари Клинтон, что «»Аль-Каида» на нашей стороне в Сирии». А значит, лозунги о «принуждении к демократии» и расхожие высказывания о том, «демократия» – это то, что должно быть навязано стране и ее народу более сильным в военном отношении государством, спорны по сути и лишены смысла. Не говоря о том, что декларируя целью своего присутствия в Сирии борьбу с терроризмом, на самом деле США преследовали общие с террористами задачи.

Соединенные Штаты и их союзники позиционируют себя в качестве посредников в урегулировании конфликтов «арабской весны». Однако, действуя с позиции силы, они не могут считаться честными посредниками. Для них важнее всего собственные политические интересы. Несмотря на попытки признать сирийский конфликт «гражданской войной», в августе 2012 г. разведывательное управление министерства обороны США четко охарактеризовало происходящее в стране как «опосредованная война».

Стоит отметить, что, согласно проведенным исследованиям, навязанная извне смена режима обычно не приводит к улучшению отношений между вовлеченными государствами. Ведение политических и информационных войн по такой модели подразумевает, что у властей страны-жертвы возникает впечатление: они не в состоянии справиться с происходящим и общественное мнение не на их стороне. Тогда может произойти смена настроений и восприятий, вплоть до желания «присоединиться к большинству», то есть – к победителю. Так развивались события в ходе сербской революции 2000 г. и во время «революции роз» в Грузии. Но если правительству и руководству страны удалось устоять, необходимо повысить ставки и давление. В качестве убедительного примера можно привести Ливию, где ожидания от «арабской весны» не оправдались, что привело к попыткам расколоть элиту и лишить ее способности к эффективному сопротивлению. Для этого вводились санкции, ключевые персоны переманивались на сторону «повстанцев» щедрыми выплатами и нападениями на дома наиболее значимых деятелей.

Налаживание прямых каналов общения с широкими массами ограничивает возможности проводников подрывной деятельности в распространении своей точки зрения и борьбе за «сердца и умы» населения. Такую ситуацию можно наблюдать в Сирии, где появление на публике президента Башара Асада вопреки чрезвычайно высоким рискам безопасности доказывает, что он сопереживает согражданам и остается лидером.

Чем дольше длятся конфликты такого рода, тем сложнее поддерживать обманчивую видимость, которая в глазах общественности становится все менее правдоподобной. Это относится, в частности, к проблеме присутствия в Сирии иностранных войск (например, США), несмотря на заявления о необходимости соблюдения суверенитета и норм международного права. В этом отношении показательна реакция основных политических сил и СМИ на заявления президента Дональда Трампа в декабре 2018 г. о завершении незаконного присутствия американских войск в Сирии. Политики и журналисты всех течений – от неоконсерваторов до либералов – решительно осудили идею вывода войск, что стало очередным подтверждением выполнения лидирующими СМИ роли орудия войны и их слепого следования «либеральным» ценностям.

При этом есть общественные пространства, где подходы, присущие гибридной войне, используются для популяризации в широких слоях населения определенного нарратива. Его цель – убедить общественность в моральной обоснованности причин проведения подрывной внешней политики в контексте кризиса в международных делах. Можно обратиться к ретроспективному анализу кризисов глобального масштаба. Знаковые события, такие как «арабская весна» или война 2003 г. в Ираке, анализируются и критически рассматриваются – особенно в тех случаях, когда ожидания общества, связанные с предложенным сценарием, не оправдываются. Публикация таких материалов часто совпадает с годовщинами событий. В материале, появившемся в конце 2017 г. в Huffington Post, дается прекрасный обзор политики конструирования общественного мнения за счет искажения реальных событий. В этой статье осуществляется деконструкция информационного пространства для выявления реальных, а не виртуальных событий и того, как это повлияло на ситуацию.

В действительности «арабская весна» никогда не была народным демократическим восстанием, как это пытались доказать западные власти и СМИ. Она имела мало общего с демократией, хотя в ней, несомненно, участвовали некоторые либерально-демократические группы. Фактически это было реакционное движение консервативных, религиозных и исламистских элементов против светских режимов.

Процессы, связанные с возникновением кризисов в информационной среде и подрывом действующего правительства, можно проследить не только в арабском мире, но и на примере недавних событий в Венесуэле. США и их союзники ввели экономические санкции против этой страны не для того, чтобы наказать ее руководство за якобы имевшие место многочисленные нарушения, а чтобы добиться еще большего ослабления экономики и спровоцировать рост недовольства среди населения. Возникший в результате экономический кризис описывается иностранной державой, заинтересованной в создании физических и психологических условий для смены режима, как «гуманитарный кризис». И хотя внешние силы сыграли значительную роль в сложившейся ситуации, всю полноту ответственности они возложили на правительство Венесуэлы. Кризисная ситуация открывает путь к принятию чрезвычайных мер, например, признанию Хуана Гуайдо «легитимным» президентом. Чтобы это выглядело правдоподобно, нужно постоянно твердить об этом в СМИ. При этом никто не обращает внимания на тот очевидный факт, что Гуайдо никогда не участвовал в президентских выборах, а значит, не соответствует основополагающему требованию для вступления в эту должность.

Таким образом, для смены режима необходимы два условия: ухудшение экономической ситуации и поддержка со стороны США и их союзников. Однако требуются еще две предпосылки, которые могут быть культивированы. В частности, нужно сделать невозможным прямое общение между президентом Николасом Мадуро и народом Венесуэлы. Это делается путем избирательного продвижения в основных СМИ таких «оппозиционеров», как Гуайдо, дезертировавших из армии военных и других противников Мадуро, дабы создать впечатление, что именно они отражают настроения большей части населения. Достичь такой цели достаточно сложно, поскольку Мадуро все еще пользуется поддержкой армии, правительства и большинства граждан. Поэтому отрезать его от населения невозможно, как и разрушить позитивные отношения между ними, не удастся и изолировать правительство от общественности. Не хватает также «судьбоносного события», которое разгневало бы общество и привело бы его к реальным столкновениям, как это было на площади Тахрир в Египте, в Даръа в Сирии или в ливийском Бенгази. Оппозиция действует недостаточно активно, находясь внутри страны в относительной изоляции, что, однако, не мешает СМИ нагнетать ситуацию, сообщая о «спонтанных» протестных выступлениях, которые, как предполагается, должны спровоцировать беспрецедентно жестокую реакцию сил правопорядка.

В использовании политических методов борьбы в целях подрыва позиций противника нет ничего нового – такая практика существует уже сотни лет. Однако теперь это можно делать гораздо более изощренно и быстро за счет постоянного совершенствования информационных технологий.

https://1economic.ru/lib/111375

Кризис политических войн XXI века

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *